Ей хотелось побыть одной, посидеть, собраться с мыслями. Джил казалось, будто стены Старого города постепенно наступают на нее, и она подумала, что, если идти вперед, возможно, из них и удастся вырваться туда, где нет такого шума и толчеи, где наконец можно будет вдохнуть полной грудью.

Вдали показались ворота, но не ворота Святого Стефана, через которые они вошли в город. На одном указателе стояло слово «Шехем»[112], на другом – «Дамаск». Джил совершенно не интересовало, что это за ворота, – лишь бы они вывели ее из города.

Она прошла под огромной аркой; здесь, как и у ворот Святого Стефана, рядами выстроились машины и автобусы и большая толпа туристов переходила широкую улицу, направляясь в город. В самой гуще толпы стояла Кэт Фостер с тем же потерянным и озадаченным видом, какой, вероятно, был у нее самой. Повернуть назад поздно – Кэт ее заметила. И Джил неохотно пошла ей навстречу.

– Вы не видели Джима? – спросила Кэт.

– Нет, – ответила Джил. – Я потеряла его в этих закоулках. Я ищу Боба.

– Ну, так вы его не найдете, – заявила Кэт. – Никогда не сталкивалась с подобной неорганизованностью. От здешних толп можно просто сойти с ума. Вся наша группа разбрелась кто куда. Леди Алтея отправилась в отель. У нее настоящее нервное расстройство – потеряла зубы.

– Потеряла… что? – переспросила Джил.

– Передние зубы. Она откусила кусок хлеба – и зубов нет. Посмотреть на нее, так жуть берет.

– Боже мой, для нее это настоящая трагедия, – сказала Джил. – Как я ей сочувствую!

Услышав гудок автомобиля, они посторонились и, выбравшись из потока машин, пошли по тротуару, не думая о том, куда направляются.

– С ней были ее друзья. Они все говорили, что надо найти дантиста. Да где его найдешь в таком бедламе? К счастью, у ворот Святого Стефана мы наскочили на полковника и он взял бразды правления в свои руки.

– И что он сделал?

– Тут же нашел такси и усадил ее туда с глаз долой. Она чуть не плакала. Полковник спровадил ее друзей и сел к ней в машину. Должна вам сказать, что никогда леди Алтея так не радовалась присутствию полковника, при всем том, что всю жизнь только и делает, что помыкает им. Ну как же мне отыскать Джима?! Что он делал, когда вы видели его в последний раз?

– Точно не помню, – неуверенно ответила Джил. – Кажется, хотел купить вам подарок.

– Знаю я его подарки, – сказала Кэт. – Я их получаю всякий раз, когда у него нечиста совесть. Господи! Чашечку бы чаю сейчас или хотя бы посидеть где-нибудь, чтобы ноги отдохнули.

Они продолжали идти, рассеянно глядя по сторонам, и увидели вывеску с надписью: «Сад Воскресения»[113].

– Сомневаюсь, что здесь нам дадут чаю, – сказала Джил.

– Кто знает. Во всех туристических центрах названия довольно нелепые, – возразила Кэт. – Как в Стратфорде-на-Эйвоне – там везде либо Шекспир, либо Анна Хатауэй[114]. Ну а здесь – Иисус Христос.

Они спустились к небольшой, выдолбленной в скале площадке, к которой с разных сторон вели мощеные дорожки. Служитель, стоявший в центре, протянул им тонкую брошюру. В ней рассказывалось о саде Иосифа Аримафейского.

– Чаем здесь и не пахнет, – сказала Кэт. – Нет-нет, благодарю вас, гид нам не нужен.

– По крайней мере, можно посидеть на парапете, – прошептала Джил. – За это нас, надеюсь, не заставят платить.

Служитель отошел, пожимая плечами. Скоро сад заполнят паломники. Они народ более любознательный.

Кэт принялась изучать брошюру.

– Это место не менее популярно, чем храм Гроба Господня, – сказала она. – Я полагаю, что они распределяют туристов по разным точкам. А вон та развалина, прилепившаяся к стене, должно быть, и есть гробница.

Они перешли на другую сторону площадки и заглянули в отверстие в стене.

– Там пусто, – сказала Джил.

– Так и должно быть, а как же иначе? – ответила Кэт.

Здесь по крайней мере царил покой, они могли посидеть и отдохнуть. Сад был почти пуст, и Кэт решила, что для орд, которые обычно толкутся в нем, еще слишком рано. Она искоса посмотрела на свою спутницу: у Джил был усталый, расстроенный вид. В конце концов, может быть, она к ней несправедлива. Вероятно, Джим сам устроил вчерашние бега.

– Послушайте моего совета, – вдруг сказала Кэт, – сразу заводите детей. Мы слишком долго ждали, и вот результат – остались без потомства. О да, я все испробовала. Продували трубы – чего только не делали. Не помогло. Врачи говорили, что, может быть, дело в Джиме, но он ни в какую не хотел обследоваться. Теперь, конечно, слишком поздно. У меня сейчас тот самый период…

Джил не знала, что ответить. После рассказа Кэт Фостер она почувствовала себя еще более виноватой.

– Мне очень жаль, – проговорила она.

– Что толку жалеть. Пришлось смириться. Будьте благодарны, что вы молоды и у вас вся жизнь впереди. А вот мне так иногда кажется, умри я завтра – Джиму будет наплевать.

К полному смятению Кэт, Джил вдруг разрыдалась.

– Что с вами такое? – спросила Кэт.

Джил покачала головой – говорить она не могла. Не рассказывать же Кэт о своей вине и раскаянии, которое вдруг охватило ее.

– Пожалуйста, простите меня. Дело в том, что я неважно себя чувствую. Я очень устала, мне как-то не по себе.

– У вас дела?

– Нет… нет… Просто иногда я спрашиваю себя – любит ли меня Боб, подходим ли мы друг другу? У нас все как-то не ладится.

«Что я говорю! Можно подумать, Кэт Фостер это волнует».

– Возможно, вы слишком рано вышли замуж, – заметила Кэт. – Я тоже. Все выходят замуж слишком рано. Порой мне кажется, что одиноким женщинам живется куда лучше.

А что проку об этом говорить? Вот уже больше двадцати лет как она замужем. За эти годы Джим доставил ей немало тревог и беспокойства, но она и в мыслях не допускала, что может расстаться с ним. Она любит его, да и ему без нее не обойтись. Если он заболеет, то прежде всего придет к ней.

– Надеюсь, с ним ничего не случилось, – вдруг сказала она.

Джил высморкалась и подняла глаза на Кэт. Кого она имеет в виду – Боба или Джима?

– Вы о ком?