Поначалу мне подумалось, что чем бы ни занимался Мик Чантери помимо написания статей на оккультные темы, занятие это довольно щедро оплачивалось, поскольку жил он в одном из самых фешенебельных районов Ноттинг-Хилла, в большом неогеоргианском доме, стоявшем в стороне от дороги. За пеленой дождя дом его показался мне каким-то настораживающим, вроде тех, какие попадаются в районе Сент-Джонс-Вуда или в предместьях Хэмпстед-Гарден, и невольно наводил на мысль, что его владелец либо миллионер, либо плут, либо и то и другое одновременно. Впрочем, как только он открыл дверь, мое мнение в корне переменилось.

Своим внутренним убранством дом скорее напоминал свинарник, а сам Чантери оказался довольно тщедушным мужчиной лет около пятидесяти, эдаким хиппарем, сохранившимся в неизменном виде со времен Вудстока. Со стороны могло показаться, что он слишком долго экспериментировал с большим количеством всевозможных химикалий, отчего ходил ссутулившись, словно от привычки постоянно пытаться протиснуться в низкий дверной проем. Прежде чем распахнуть дверь, он долго разглядывал меня, явно желая убедиться, что не впускает в дом сумасшедшего.

Как вскоре выяснилось, он в полном одиночестве проживал в этом доме, насквозь пропахшем сыростью и заполоненном бесчисленными кошками, которые шныряли по камину и буфетам, заваленным старыми газетами и журналами, и появлялись внезапно из-за диванов. Мне не требовалось каких-либо специальных изысканий, чтобы составить себе представление о хозяине дома и его образе жизни. Чантери был типичный Зак, разве что принадлежащий к среднему классу и годами немного постарше. Дом же — единственное, что у него еще сохранилось, впрочем, он давно продал бы его, если бы родственники позволили ему это сделать.

Где-то наверху слышалась звонкая капель — судя по всему, Чантери с гораздо большим удовольствием вступал в контакт с представителями астрального мира, нежели с кровельщиками.

— Надеюсь, вы не страдаете аллергией...

— Мартин Росс. Напротив, я их даже люблю, — проговорил я, перешагивая через пару пестрых котят, отчаянно сражавшихся друг с другом.

— А знаете, кошки — существа с необычайно тонкой психической организацией. Иногда подолгу сидят и смотрят в какую-то точку на стене позади вас, причем можно поклясться, что при этом видят нечто такое, чего не видите вы.

Я лично всегда считал, что кошки ведут себя подобным образом исключительно по причине своей безнадежной тупости. Чантери проводил меня к довольно неудобному на вид креслу и жестом руки предложил сесть. Я переложил на пол стопку книг и картонку “Макдональдса” с остатками гамбургера столетней давности и тут же обнаружил у своей ноги еще одно крохотное, попискивающее кошачье создание.

— Пожалуй, единственное связанное с ними неудобство состоит в том, что они чувствуют себя хозяевами буквально повсюду. Стоит прогнать такого чертенка откуда-нибудь, как мамаша тут же приволакивает его обратно. Так, а теперь передайте-ка мне одну из ваших... — он указал на принесенные мною банки с пивом, — и приступайте к рассказу о своем даэмоне.

Я обратил внимание на то, что слово это он произнес в точности, как я прочитал его в книге.

Итак, вскоре я уже в очередной раз нетерпеливо излагал приключившуюся со мной историю. Как показала практика, все мои предыдущие рассказы о Спанки не принесли мне каких-либо желанных перемен. Чантери (у которого, насколько я мог судить, не было иных желаний, кроме написания своих чудных журнальных статей) внимательно выслушал меня, приложив к губам почерневшие от никотина пальцы. Когда я наконец завершил свой рассказ, в комнате на несколько секунд воцарилась тягостная тишина. Затем он поднялся и полез под стол, где у него хранились сложенные стопками книги.

— Я полагаю, вам хотелось бы получить от меня некую волшебную формулу, своего рода заклинание, которое заставило бы это существо исчезнуть раз и навсегда, — проговорил он, возвращаясь с одной-единственной газетной вырезкой в руке. — Увы, боюсь, что такового попросту не существует. Вам не удастся изгнать существо, не имеющее телесной формы. Мне уже доводилось слышать про случаи, аналогичные вашему, однако, по правде говоря, я еще ни разу не имел дела непосредственно с жертвой.

— Почему?

— Все они умирали еще до того, как я смог увидеться с ними. — Он стал пробегать глазами текст вырезки, выискивая нужное ему место. — Ваш друг оказался совершенно прав, предположив, что даэмон стал частью вас. Вы и в самом деле не можете существовать друг без друга. Убейте его, и вы лишите жизни себя самого.

Чантери обрушил на меня поток модернистской и потому весьма витиеватой психологии, смысл которой почти не доходил до моего сознания, хотя одно место я все же запомнил.

— Человеческий организм представляет собой своеобразный конгломерат позитивного и негативного начал, война между которыми порой может приобретать довольно жесткие формы. Некоторые люди ее не выдерживают и расстаются с жизнью. Даэмонам это нравится, поскольку их привлекает своего рода... пустота.

Я спросил его насчет себя.

— Я прочитал, — проговорил Чантери, откидывая голову и заглатывая содержимое банки, — все имеющиеся книги по даэмонологии, однако, когда созрел до публикации собственной книги, то оказалось что, единственное издательство, согласившееся принять мою рукопись, выпускает серию “Приключения и фантастика”, причем лишь под рубрикой “Уголок сумасшедшего”.

Однако я пришел к Чантери, чтобы расспросить его о конкретных вещах.

— Скажите, вы считаете, что я и в самом деле убил Пола и поджег магазин?

— Нет, это сделал даэмон, но ему хочется, чтобы в случившемся вы винили, именно себя.

— И все же во всем этом есть нечто такое, в чем вы действительно могли бы помочь мне, — проговорил я со все нарастающим отчаянием в голосе, поскольку, как ft крути, Чантери оставался моей последней надеждой.

— С чего вы это взяли? Люди пока еще не научились излечивать безумие. Они даже для телесных заболеваний и то лишь с большим трудом находят соответствующие снадобья, а уж к тайнам психики пока даже близко не подступили. Духовные даэмоны рыщут по свету в поисках наиболее восприимчивого разума. Когда Спанки “обучал” вас умению, обострять восприимчивость ваших органов чувств, он всего лишь распахивал двери, ведущие к вашему внутреннему “я”. Поэтому вам необходимо найти, способ захлопнуть перед ним эти двери. Вся беда, однако, заключается в том, что я в общем-то не особенно верю в существование подобных способов. Даэмон до тех пор не сможет проникнуть внутрь вас, пока ваша собственная личность будет оставаться целой и неделимой. Ведь вы же не сможете уживаться в одном, общем, теле при наличии двух воль, двух разумов. Вы нужны ему живым, неповрежденным — но лишенным способности самоконтроля. Поэтому он либо сделает так, что вы сойдете с ума, то есть разрушит ваш разум, либо доведет вас до такого отчаяния, что в итоге вы по собственной воле пригласите его внутрь себя. Последнее более предпочтительно, поскольку в этом случае он сможет держать вас в коматозном состоянии, а следовательно, сделает целиком подвластным ему, время от времени подпитывая приятными стимулами, а сам тем временем будет использовать вашу внешнюю оболочку в собственных целях.