Конни втиснула и свое:

- …или выбросить своего ребенка в мусорный отстойник, потому что у тебя иные понятия о радости материнства…

- …не платить налогов, жить за счет чьей-то благотворительности…

- …продавать наркотики школьникам…

- …насиловать собственную дочь и кричать на всех углах, что именно ты и есть жертва. Все теперь вдруг хотят быть жертвами. Никто не хочет быть преступником. Какое бы жестокое преступление ты ни совершил, обязательно желаешь, чтобы тебе посочувствовали, уверяeщь всех и вся, что пал жертвой белого расизма, черного расизма, сексуального извращения, ненависти к пожилым людям, к образованным людям, предубеждения против толстяков, уродов, глухонемых, удачливых! Ты потому ограбил банк или пырнул ножом полицейского, что ты несчастная жертва! Существует миллион способов представить себя жертвой. Все это в конечном счете сводит на нет жалобы истинно честных, действительно обманутых, добропорядочных людей! Да хрен с ними, живем только один раз, кто знает, может, и повезет, поверят! А жалобщики, те, кто действительно пострадал, - да ну их к черту, пусть проигравший плачет!

Он быстро нагонял медленно ползущий "кадиллак". Но едва появилась возможность обгона, как невесть откуда взявшийся, так же медленно ползущий, громоздкий местный джип с приклеенными к заднему стеклу двумя афишками, на одной из которых красовалось: "Я ЕДУ С ИИСУСОМ В СЕРДЦЕ", а на другой: "БЕРЕГ, БИКИНИ И СВЕЖЕЕ ПИВО", загородил ему дорогу. Не было никакой возможности выехать за двойную желтую полосу так как неожиданно навстречу, мигая тысячами фар понесся сплошной поток машин. Гарри хотел было просигналить, чтобы либо "кадиллак", либо джип уступили ему дорогу или прибавили скорость, но ему не хватило на это терпения.

Обочина на данном отрезке шоссе оказалась довольно широкой, чем он и решил воспользоваться, резко вильнув вправо и на огромной скорости обойдя "кадиллак". Обгоняя его, Гарри поймал себя на мысли, что не верит, что способен на это. Не поверил в это и водитель "кадиллака", когда Гарри через плечо бросил на него взгляд, то увидел, что сидевший за рулем автомобиля забавный человечек с усиками ниточкой и маленькой востренькой бородкой в изумлении уставился на него. Справа от "хонды" неожиданно возникла поросшая редкими пучками ледяника и дикого плюща полоса рыхлой земли. Она была всего в нескольких дюймах от автомобиля уже тогда, когда обочина была еще достаточно широкой, как вдруг обочина резко пошла на убыль.

"Кадиллак", стремясь избежать столкновения, стал тормозить. Гарри же, наоборот, прибавил газу, а обочина уже сузилась до минимума. Впереди мелькнул шоссейный знак: "Остановка запрещена", который бы, несомненно, покорежил их машину, если бы они на такой скорости врезались в него.

Гарри взял резко влево, и они снова вынырнули на шоссе, едва не зацепив задним бампером "кадиллак". Выровняв машину, Гарри понесся дальше. Слева от него, стремительно разворачиваясь, убегала назад панорама Тихого океана, такая же мрачная, как и его мысли.

- Даже бровью не повел! - заметила Конни.

Он так и не понял, что прозвучало в этом замечании - ирония или восхищение с ее любовью к скорости и риску это могло быть и то и другое.

- Я хочу сказать, - продолжал Гарри, стремясь подбросить дров в огонь своей ярости, - что не желаю быть похожим на тех, кто все время тычет пальчиком на других. Если я за что-то в ответе, то удавлюсь, но исполню свой долг.

- Верю.

- Рикки погиб из-за меня.

- Как тебе угодно.

- Если бы я был чуть умнее, он бы сейчас был жив.

- Как знать…

- Он полностью на моей совести.

- Какая разница, его уже все равно не вернуть.

- Я в ответе за все.

- И будешь за это терпеть вечные муки в аду.

Он не выдержал и рассмеялся. Смех был мрачным, и ему какое-то мгновение ему показалось, что кончится слезами по безвинно погибшему Рикки, но Конни постаралась помешать этому.

- Бvдешь сидеть там по уши в собачьем дерьме, если тебя это устраивает.

И, хотя Гарри хотелось, чтобы гнев его полыхал не угасая, тот чах на глазах - как и должно было быть. Он мельком взглянул в ее сторону и неожиданно для себя снова рассмеялся.

- Ты такая дрянь, что будешь питаться личинками и пить желчь сатаны в течение, может быть, тысячи лет…

- Желчь сатаны пить не желаю…

Она тоже рассмеялась:

- И, конечно же, сатана устроит тебе небольшое прободение толстой кишки… и заставит тебя смотреть "Соколов Гудзона" десять тысяч раз подряд.

- Ну уж нет, и в аду должны быть свои границы терпения.

Теперь оба они ржали во весь голос, выпуская пары, давая выход накопившемуся напряжению, и смех этот еще долго не замирал.

Наконец, когда вновь наступила тишина, Конни первая нарушила ее:

- Как себя чувствуешь?

- Хреново.

- Но лучше, чем раньше?

- Немного.

- Ничего, все пройдет.

- Надеюсь.

- Конечно же, пройдет. И, как ни странно, в этом-то и состоит наша настоящая трагедия. Нам удается каким-то образом заживлять все свои раны, даже самые глубокие и страшные. И живем себе дальше, и раны эти уже больше нас не беспокоят, хотя временами кажется, что надо бы, чтобы они напоминали о себе почаще.

Машина неслась в северном направлении. Слева простирался океан. Справа, испещренные тысячами огоньков домов, бежали темные холмы.

Они снова въехали в Лагуна-Бич, но Гарри и сам не куда они мчатся. Ему бы хотелось ехать вот так, никуда сворачивая, прямо на север, вдоль побережья, мимо Сантна-Барбары, мимо Биг-Сура, через Золотые Ворота в штат Орегон, далее через Вашинтон в Канаду, потом, может через Аляску еще далее на север, посмотреть на снег, ощутить на себе дыхание Арктики, увидеть лунный блеск, отраженный вечными льдами, затем помчаться еще дальше, через Берингов пролив, чудом превратив машину в сказочный корабль, затем махнуть вниз по побережью, вдоль скованного льдами океана по территории бывшего Советского союза, потом в Китай, а там прямо в провинцию Сычуань, где, говорят, отличная кухня. Он повернулся к Конни.

- Галливер?

- Да.

- Ты мне нравишься.

- Я всем нравлюсь.

- Правда, правда.

- Ну что ж, и ты мне нравишься.

- Просто хочу, чтобы ты знала.

- И на том спасибо.

- Это вовсе не означает, что мы с ходу помчимся под венец или куда там еще.

- Кстати о "мчаться", - улыбнулась она. - Ты-то хоть сам знаешь, куда мы сейчас мчимся?

Его так и подмывало предложить ей отведать приправленную специями утку в Пекине, но, поборов это желание, он коротко бросил: