Я не сразу осознал, что именно вижу: глаза вдруг заслезились от яркого солнца.

Двое дарэйли, обняв жреца, поднялись вместе, слаженно взмахивая крыльями силы. Два крыла на троих. Они взлетели, как единое существо. Это было так прекрасно, что я затаил дыхание.

Опустив хозяина в сажени от провала, дарэйли на минуту положили ладони друг другу на плечи и коснулись лбами. И такой сосредоточенной в кулак мощью вдруг повеяло от их фигур и трепещущих крыльев, что у меня заныло сердце. Потом они расцепили руки, свистнули, призывая разбежавшихся коней, и ускакали.

Осталось ждать. И на всякий случай, если Верховный обманул и отправил своих за подмогой, готовиться к смерти. Но я должен попытаться спасти деда.

Князя окружили приближенные. Граднир и десятка два рыцарей взяли на себя охрану Сьента, а Ксантис пришел капать мне на мозги.

– Надеюсь, ты понимаешь, что натворил? – мрачно спросил «земляной», словно на самом деле сильно сомневался в моем рассудке.

Я кивнул и тут же отвлек от своей больной мозоли:

– Почему они не захотели свободы?

– Ты видел, как они летели? Как одна душа. Потому и не захотели, – сокрушенно, но с ноткой зависти ответил он.

– Они дарэйлины?

– Нет. У Сьента все такие. Они любят его не как хозяина, а как друга.

– Он же Гончар! Насильник и убийца! Как можно любить Гончара?! – я искренне не понимал, что в нем особенного, в этом ненавистном жреце.

Ксантис опустил взгляд и вздохнул.

– Не знаю, поймешь ли ты… Легко рвать гнилое, но невозможно – истинное. Жреца, если это истинный Гончар, а не одно название, связывают с его творениями узы прочнее и родительских, и любовных, и всех известных вместе взятых. Его дарэйли – часть творца, часть его души. Неотъемлемая часть. А Сьент – настоящий Гончар. По крайней мере, в этом убеждены его дарэйли.

– Но, если верить слухам, он не их создатель.

– Он их вернул, это не меньше. Никто из них не променяет единство с ним и друг с другом на пустую свободу и одиночество. Для них это все равно, что лишиться души.

– Почему я узнаю об этом только сейчас?

– Ты не спрашивал, – пожал он плечами.

Люди работали быстро и сосредоточенно: все понимали, что передышка может оказаться недолгой. Перевязывали раненых, осматривали оружие, относили погибших к яме.

Воспользовавшись, что наше внимание отвлечено, Сьент спокойно, не обращая внимания на искаженные злостью лица окруживших его людей с пиками и обнаженными мечами и следовавшего по пятам Граднира в звериной ипостаси, подошел к князю и заявил, что ему необходимо осмотреть его раны. Ольхан, выставив меч, встал перед ним, но умирающий прохрипел:

– Пусти его.

Увидев, что кровь уже не течет, Гончар удивленно вскинул бровь, коснулся кончиками пальцев запекшихся кровяных бугорков вокруг клинка.

– Я не должен был допустить этого, ваша светлость.

Князь промолчал, с трудом дыша.

«Либо у Гончаров совсем нет совести, вот ни на волос, либо он – лицедей, каких поискать», – подумал я. Был еще третий вариант: поверить, что Верховный действительно не виновен. Тогда кто?

Сьент пытливо посмотрел на меня, словно полоснул по глазам:

– Если меч не трогать, князь продержится до прихода Мариэт. Но так остановить кровь мог только дарэйли. Либо это сказался остаток дарованных князю сил, либо это сделал ты… Ты не дракон, Райтегор. Сегодня я узнал твою сущность. Твои мечи, твое крыло силы говорят об этом однозначно. А это, – он показал на рану деда, – стало последним доказательством.

– Ну и подавись, – тихо выдохнул я. Не выспрашивать же его сейчас, умоляя открыть и мне, злосчастному, эту тайну, хотя первый порыв был именно таким. Обидно, когда кто-то знает обо мне больше, нежели я сам. – Но я не убивал тех, чьи смерти ты мне приписываешь. Ни Потерянных, ни простых людей. Только жрецов.

– Кто их убил, если не ты?

Я промолчал. Ну не знаю я. Не знаю! Но узнаю когда-нибудь. Вот в этом я был уверен.

– Мне интересно: ты ведаешь, что творишь, принц? – Сьент, помедлил, словно ждал откровений, но не получил и отошел в том же грозном сопровождении.

Ресницы Доранта дрогнули, он открыл мутные от боли глаза:

– Оль-хан…

– Тут я, тут, – встрепенулся седобородый, разрывавшийся между долгом быть с князем и следить за врагом.

– Собери живых. Не будем ждать Гончаров.

Он прикрыл глаза. Я подумал, что он умер, но веки старика снова поднялись, и князь почти без хрипа, на одном выдохе произнес:

– Жаль, поздно свиделись, внук. Ты мне понравился. Крылатый… вот ведь как бывает…

– Однокрылый, – горько признался я.

– Отрастишь еще… – успокоил он, вышибив всего двумя словами слезы из моих глаз. Он, умирая, утешал! Человек – меня, демона по сути!

«Так чей же дух сильнее?» – вдруг оглушила мысль.

Пока рыцарь Ольхан собирал отряд, я поговорил с двумя новыми дарэйли, оставшимися с нами. По их словам, подменить меч мог один из рабов Сьента: Парк, дарэйли круга форм. Но оба единодушно утверждали, что Сьент на такую подлость не пошел бы. Более того, именно Верховный приказывал не причинять вреда князю Доранту. И никто из них не заметил в княжеском отряде ни еще одного Гончара, ни неизвестного дарэйли. Оставалось поискать самому, если предатель не сбежал под шумок.

Дарэйли отошли к самой первой расщелине, созданной Ксантисом и поглотившей их товарищей, и бросали угрюмые взгляды на «земляного».  Ксантис, пробормотав, что вот знал бы, как обернется, не стал бы врагов так глубоко закапывать, побрел к ним. Его самого шатало от перенапряжения и я, вспомнив слова Ринхорта, что исчерпавший силу дарэйли умирает, поспешил за ним:

– Подожди, Ксантис! А как возможно передать силу от одного дарэйли другому?

– Только через жреца. Он проводник.

– Но вы же кладете друг другу ладони на плечи, объединяя силы! И близнецы гасят силу друг друга. И две стороны одной силы тоже гасят, если становятся дарэйлинами. Значит, передаете.

Он задумался.

– Действительно. Но я никогда сознательно не забирал силу другого. Только разрушал, бывало, но за счет своей силы и разрушал.

Граднир, которому явно понравилась идея, пресек сомнения:

– Так. Ксантис, дай мне передние лапы. Райтэ, отойди, тобой рисковать не будем.

Оба моих вассала сели наземь, их ладони легли на плечи друг друга, и я заметил удивительную вещь: через несколько минут сосредоточенного молчания оба словно посвежели, а у Граднира морда начала лосниться, как после удачной охоты. Он едва не мурлыкал, а хвост аж завибрировал от избытка сил, и я испугался, что он выкачал Ксантиса полностью. Но земляной встряхнулся и легко вскочил на ноги, не менее довольный.