Рэнд произвела на него дурное впечатление, но «Коллектив» – по-настоящему ужаснул. «Вся манера их поведения подтверждает мое предположение, что строить свою жизнь по законам ее «всеобщей системы» означает обречь свою душу на катастрофическое бедствие», – писал он Корнуэллу. Последователи Рэнд были «почти безжизненными, лишенными энтузиазма или бодрости, а в области интеллектуального развития находились в почти абсолютной зависимости от Айн». Возможно, конечно, что эти критические высказывания Ротбарда были лишь маскировкой для его потаенных негативных эмоций, связанных с тем, что в происходящем на ее собраниях он увидел, в какой-то степени, отражение собственной жизни. В конце концов, Ротбард и сам собрал вокруг себя верный круг людей, которые были намного моложе него, и над которыми он возвышался в качестве непререкаемого интеллектуального авторитета. Говоря о своих последователях или о посетителях салона Рэнд, он использовал слово «ученики», которое она не жаловала. Теперь некоторые из его собственных учеников почувствовали на себе магнетическое притяжение харизмы Рэнд. Даже сам Ротбард, как он позднее признавался, чуть было не поддался ее чарам. Много лет спустя, разговаривая о том времени, он сказал Рэнд: «Я думаю, что если бы мы с вами продолжали видеться, то моя личность и независимость в конце концов оказались в тени вашей огромной власти». Рэнд казалась Ротбарду отрицательной версией его самого – либертарианской мастерицей демагогии, соблазняющей неокрепшие юные умы.

Эмоциональную неприязнь Ротбарда к Рэнд дополняли интеллектуальные разногласия. К моменту, когда их пути пересеклись во второй раз, Ротбард был близок к завершению работы над докторской диссертацией и был более, чем когда-либо раньше, уверен в своих идеях. «Моя позиция – и я готов побиться об заклад, что ваша тоже, – писал он Ричарду Корнуэллу, – на самом деле совсем не такая, как у нее». Сила системы Рэнд, утверждал он, заключается в том, что она рассматривает этику как серьезную область, чего не делают утилитаризм, позитивизм и прагматизм. Вероятно, после своей первой встречи с Рэнд он доверчиво принял ее заявления за нечто оригинальное – но теперь он обнаружил, что «все, что есть хорошего в системе Айн, на самом деле совершенно не является ее оригинальным изобретением». Уже существовала целая традиция рациональной этики. «Айн не является единственным источником и собственником рациональной традиции, – продолжал Ротбард, – и даже единственной продолжательницей дела Аристотеля». Более того, Ротбард считал, что интерес Рэнд к теме свободы является лишь поверхностным. Некоторые из его учеников продолжали встречаться с Рэнд и сообщили ему, что она считает необходимым сажать коммунистов в тюрьму. Они также рассказали Рэнд об анархизме Ротбарда и его идее создания системы в частном порядке конкурирующих между собой судов и охранных агентств, которые могли бы заменить государство. На это Рэнд быстро ответила, что государство необходимо для того, чтобы скреплять общество. Для Ротбарда – анархиста, который считал, что государство аморально само по себе, все это стало очередным подтверждением того, что они с Рэнд совершенно разные.

Подвергнув систему Рэнд подробному анализу, Ротбард обнаружил, что она, по сути своей, предполагает полное отрицание индивидуальности. Рэнд смело отбрасывает оба основных инстинкта, а также главенство эмоции, писал он Корнуэллу. На практике это означало, что «на самом деле она отрицает какую бы то ни было индивидуальность вообще!». Рэнд настаивала, что у всех людей имеются схожие зачатки одаренности, сказав Ротбарду: «Я могла бы стать настолько же хороша в музыке, как и в экономике – если бы только я занялась ею» – но он нашел это утвеждение сомнительным. Полностью исключая значение эмоций, утверждая, что люди являются всего лишь «ходячими наборами предпосылок», а затем излагая список правильных, с ее точки зрения, установок, которых должен придерживаться каждый человек, Рэнд, таким образом, делала людей взаимозаменяемыми. Поэтому, заключал Ротбард в своем устрашающе проницательном колком замечании, «нет никаких причин, по которым Айн не должна спать с Натаном». Доказательством правильности выводов Ротбардабыл «Коллектив», группа безжизненных приспешников, которые пугали Ротбарда своей оцепенелой преданностью Рэнд.

В определенный момент она принялась усложнять правила игры. Ричард Корнуэлл был одним из первых, кто испытал это на себе. Однажды Рэнд начала задавать ему вопросы о сексуальности и о его чувствах. «Я думаю, что она, возможно, пыталась мне помочь, и это было что-то вроде попыток психоанализа», – вспоминал он позднее. Но в сам тот момент чувствовал себя «ужасно некомфортно». Конец их отношениям положила очередная стычка между Рэнд и Мизесом. Они поспорили о воинской обязанности, которую Рэнд считала разновидностью рабства. Мизес, опираясь на свое знание истории, утверждал, что только воинская повинность может предотвратить появление опасных наемнических армий. После этого разговора Рэнд позвонила Корнуэллу и сказала, что он должен сделать выбор:

«Ты должен принять решение. Ты либо остаешься моим учеником, либо его». Я ответил, что лучше бы уклонился от такого решения. Она сказала: «Ты не можешь уклониться». И все. Больше я никогда не говорил с ней после этого. Она даже не хотела, чтобы я по-настоящему соглашался с ней. Она хотела, чтобы я разорвал свои отношения с Мизесом, дабы продемонстрировать ей, что я на ее стороне».

В определенный момент Рэнд начала требовать от окружавших ее людей безоговорочного согласия. Она утверждала, что созданная ею философская система наиболее последовательна и всеобъемлюща – и смело отбрасывала от себя всех, кто не признавал этого ее достижения.

Этих людей прекрасно заменял ей «Коллектив» – а в особенности Натаниэль Бранден. Связь между ними росла и крепла. В Нью-Йорке Бранден стал не только любимым другом Рэнд, которого она считала равным себе в интеллектуальном плане, но и ее учителем – в тот момент, когда она захотела перевести свои философские идеи в плоскость психологии. Главным новшеством, которое привнес Бранден, была его теория «социальной метафизики». Он разработал эту концепцию, чтобы описать личность, система взглядов которой состоит из верований, ценностей и мнений других людей. Бранден переводил качества, которые Рэнд прославляла в своих романах, на язык психологических терминов. Описанное в «Источнике» стойкое нежелание Говарда Рорка прислушиваться к чужим мнениям можно воспринимать как гиперболизированный идеал, который может служить источником вдохновения, даже невзирая на недостаток реалистичности. Но будучи рассматриваемой как психологический синдром, та же самая идея становится опасной, поскольку она предполагает, что ненормальное должно считаться нормальным. По сути «социальная метафизика» рассматривала свойственное людям беспокойство о том, что могут подумать и почувствовать относительно них другие, в проблему психологического характера, практически патологию. Это была очень поверхностная и унизительная концепция, пренебрежительный ярлык, который Бранден и Рэнд начали свободно использовать применительно к окружающим людям.

Новая теория Брандена была вдвойне опасна, поскольку он применял ее во время сеансов терапии с членами «Коллектива» и некоторыми другими пациентами. На самом деле эта идея впервые возникла у Натана именно после разговоров с несколькими участниками кружка Рэнд, которым, как он считал, недоставало личной независимости. Однако его полномочия в области консультативной психологии были, если не сказать больше, невелики: Бранден имел всего лишь степень бакалавра. Тем не менее, имея крепкий тыл, каковым он считал систему Рэнд, Бранден чувствовал себя достаточно квалифицированным, чтобы позиционировать себя в качестве эксперта. Рэнд всегда любила поговорить с людьми об их личных проблемах, призывая их рассматривать любые жизненные неурядицы с рациональной точки зрения. Теперь и Бранден перенял эту привычку, а его авторитет в их узком кругу подтверждался тем очевидным уважением, которое выказывала по отношению к нему Рэнд. В процессе сеансов терапии, во время которых Бранден, как вспоминал один из пациентов, расхаживал по комнате как тигр по клетке, он требовал от участников «Коллектива» пересмотреть их взгляды на жизнь и искоренить из своего сознания любые проявления иррациональности.