Сарада вдруг спохватилась.

— Ах да! Точно, был ключ…

Рука нащупала в подсумке маленький холодный ключик.

Старое тело. Старая одежда. Старые вещи.

Щелкнул замок.

Съемная квартира показалась Сараде тесной, душной. Они с отцом словно вломились в чужое жилье. Старая реальность без мамы, тихая и спокойная, словно заслуженный отдых после стольких лет борьбы, напряжения и страха. Но этот отдых был пустым.

Повесив плащ у входа, отец остановился посреди крохотной гостиной. Сарада посмотрела на него, и мысли с сожалений вернулись к реальности. Отец, как и она, витал в каких-то своих сферах, и залегшая между бровей морщинка указывала на то, что мыслил он о чем-то тяжелом и нехорошем.

Этот папа — точно такой же, как Саске из той жизни, только старше. Сарада смотрела на него совершенно по-новому и словно видела насквозь. Поражалась самой себе, как это не было очевидно раньше. Его прошлое как на ладони. Уязвимые слабости, скупая нежность. Сухие попытки скрыть неловкость.

Сарада подошла к нему, нерешительно замерла, глядя на серый жилет и свободно болтающийся рукав кофты.

Рука… Как он потерял руку? Нет… Не все я знаю.

Сарада смяла в кулаке конец свободного рукава и, запрокинув голову, посмотрела на папу. Он с трудом подавил порыв отступить. Казалось, боялся ее.

Что-то не так. Мы совсем друг друга не знаем, но молодой Саске не стал бы так отстраняться. Да и этот папа…

В первые минуты встречи около кладбища Сараде казалось, он едва сдерживается чтобы не обнять ее, но чем дальше, тем более настороженно он к ней относился. Как будто она не была его дочерью. Словно он ожидал увидеть вместо нее кого-то другого.

Я правда изменилась. Я… уже не та я. Но имеет ли это значение, папа?

Сарада судорожно вздохнула, глядя отцу в глаза и пытаясь телепатически передать ему эти мысли.

— Что ты помнишь, Сарада? — выдавил он наконец.

Сарада растерялась.

— В каком смысле?

— Ты коснулась статуи…

Сарада нахмурилась, вспоминая.

— Ну да… Дотронулась… Попала к этой… Донне.

— А потом?

— Потом… — Сарада опасливо подняла взгляд на него. — Потом попала в прошлое…

— И сразу вернулась сюда? Тебя нашел Наруто…

— Нет, нет-нет. Там была волна… потом я прожила год… Потом меня убили… Потом еще года, — она запнулась, подсчитывая, — года три…

Лицо папы стало злым. Он плотно сжал тонкие губы.

— Расскажи подробнее.

Она покачала головой.

— Не расскажу.

Папа сосредоточенно сдвинул брови.

— Проще показать, — добавила она.

Активировался шаринган, и мир прояснился. Неподвижные объекты оттенило багровым.

****

Саске лежал на диване, закинув одну ногу на подлокотник, а вторую опустив на пол. Здоровая рука свесилась вниз, обрубок другой упирался в спинку дивана. Ресницы слиплись от слез — во власти гендзюцу он едва ли мог себя контролировать.

— Почему ты плачешь? — спросила Сарада.

Саске открыл один глаз и уперся невидящим взглядом в потолок. Обрывки видений понемногу таяли. Слишком реальные для обычной иллюзии.

— Он обучил тебя Цукуеми?

— Н-нет… — чуть помедлив, выдавила Сарада.

— Тогда как?

— Дядя показал бы тебе это за долю секунды, а мы так сидим уже целый день.

Саске посмотрел в окно.

Вечерело. Бока домов застелило тенями.

— Вот оно что.

Он помолчал недолго и снова спросил:

— Так сколько тебе лет на самом деле?

— Эм… — Сарада загибала пальцы и беззвучно шевелила губами, пересчитывая. — Восемнадцать?..

Восемнадцать… Пять с половиной лет в мире шиноби — целая жизнь.

Ему отдали не ту Сараду. Изначальная не помнила бы всех этих лет другой жизни. Как и ожидалось, Донна решила обвести его вокруг пальца.

Саске вздохнул. Он так надеялся, что все закончилось, но худшие его опасения оправдались и он вновь оказался перед выбором, на этот раз еще более тяжелым. Не зря он старался не привязываться к этой новой Сараде. Намного проще было избавиться от клонов своей дочери, когда они существовали гипотетически в каких-то эфирных реальностях. Но не тогда, когда одна из них сидела рядом. Самая что ни на есть реальная. Такая же, как прошлая, только несчастнее, опытнее и старше.

Отказаться от нее сейчас и заставить божество вернуть ему другую, а всех остальных, в том числе и ее, убить? Предательство. Но остаться с ней — предать остальных. Как можно выбрать из множества дочерей одну?

Он рывком поднялся с дивана. Пустой рукав безвольно провис вдоль корпуса.

— Прости, Сарада. Я отлучусь.

Она прищурилась и спросила с подозрением:

— Куда это?

Саске посмотрел ей в глаза с тем же подозрительным прищуром. Он думал, как бы убедительно соврать. Она была готова разоблачать его ложь. Отец и дочь, они оба друг друга стоили.

— К Донне, — наконец признался Саске.

Эта Сарада не была наивным ребенком, и он каким-то образом чувствовал, что она знает его повадки и ход мыслей гораздо лучше, чем он ее, даже несмотря на увиденные в гендзюцу отрывки из жизни.

— Зачем?

Беседа все больше походила на допрос. Сарада не собиралась смягчаться, а вранье разоблачила бы вмиг.

— Твое перемещение создало бесчисленное множество миров, Сарада, — аккуратно объяснил Саске. — И в каждом — ты.

— И… что?

От ее наивной неосведомленности было больно. Так неправильно: грузить ее и делить с ней ответственность выбора. Но Саске чувствовал, что эта Сарада — не тот ребенок, которого он пытался в свое время защитить неведеньем. И скрывать от нее правду теперь уже было не попыткой защиты, а неуважением и предательством. Особенно потому, что первым его приказом Донне было уничтожение всех отражений изначальной Сарады — в том числе и этой, которая сидела сейчас перед ним.

Саске отмел противное чувство вины. Она — одна из них. Она лучше знала условия жизни других себя и потому имела моральное право решать. Во всяком случае, большее, чем он.

— Я отвечаю за каждую из вас. А эта Донна вернула мне только одну тебя.

— Ты хочешь, чтобы она вернула сюда всех?

— Не думаю, что это возможно, — уклончиво ответил Саске. — Но я должен убедиться, что все вы… в безопасности.

Во взгляде Сарады поселилось сомнение.

Не знаешь. Как и я.

Он упрекнул себя за поспешную искренность. Не стоило с ней