В трейлере была почти полная темнота, но никто из нас не поднялся, чтобы включить свет.

— Лесли, я только что увидел нечто совсем другое. Не случалось ли это раньше?

— Ты имеешь ввиду, что этот момент уже был раньше? — спросила она. — «Deja vu»?

— Да. Когда ты знаешь слово в слово все, что я собираюсь сказать. У тебя не было такого чувства?

— Нет.

— А у меня было. Я точно знал, что ты должна произнести, и ты это произнесла.

— А что произошло потом?

— Не знаю, это ощущение померкло. Но я был ужасно печален.

Она протянула руку и легонько похлопала меня по плечу. Несмотря на темноту, я уловил на ее лице тень улыбки.

— Верно тебе служит.

— Я попробую догнать его. Дай мне десять минут: Она ничего не возразила. Я улегся на ковер на полу, закрыл глаза.

Один глубокий вдох (выдох).

Мое тело полностью расслаблено…

Еще один глубокий вдох (выдох).

Мое сознание полностью расслаблено…

Еще один.

Я стоял на пороге двери, которая распахнулась в иное время…

Трейлер. Закат. Лесли свернулась клубком на дальнем конце кровати, окруженная защитной оболочкой. Все так реально, как в стереофильме.

— Ох, Ричард, — сказала она устало бесцветным голосом. — Я хотела, чтобы это у нас получилось, быть вместе. А ты этого хотел?

— Да, хотел.

Хотел, но при условии, что ты позволишь мне быть самим собой, — добавил я мысленно.

— Я никогда не становился между тобой и твоими желаниями. Почему же ты не можешь?

Она расплакалась и молча уселась на том конце маленькой кровати.

Слез больше не было, но в воздухе повис тяжелый груз наших разногласий, наши острова находились так далеко друг от друга.

— Ты уверен? Уверен ли ты, что этого хотел?

— Нет! Если быть с тобой честным, то я не уверен. Я не думаю, что мне удастся взлететь при помощи всех этих пут, я чувствую себя так, словно угодил в веревочные сети. Пойдешь сюда — тебе не нравится, пойдешь туда — ты начинаешь на меня кричать. Мы такие разные, иногда ты меня просто пугаешь. Я честно участвовал в этом эксперименте, но если ты не хочешь позволить мне уйти и побыть наедине с самим собой пару недель:

Я не уверен, что я хочу, чтобы у нас вышло. Не вижу особой перспективы.

Она вздохнула. Даже в темноте было видно, как вокруг нее вздымаются ввысь стены; я был вне них.

— Я тоже не вижу особой перспективы, Ричард. Ты говорил мне, что ты — эгоист, а я не послушала. Мы попробовали — не получилось. Все должно быть по-твоему, в точности по-твоему, так, да?

— Боюсь, что так, Лесли — я едва не назвал ее «вуки», и в тот момент, когда это слово ускользнуло, я понял, что больше уже никогда его не произнесу. — Я не могу жить без свободы:

— Хватит твоей свободы, я прошу. Хватит футляров. Мне не нужно было давать себя уговорить на эту еще одну совместную попытку. С меня хватит. Будь тем, кто ты есть.

Я попытался приподнять часть груза.

— Ты сама летала на планерах. Ты теперь больше не будешь бояться полетов.

— Это правда. Спасибо, что ты мне в этом помог.

— Она встала, включила свет, посмотрела на часы. — Сегодня вечером есть рейс в Лос-Анжелес, правда? Не подбросишь ли ты меня в Феникс, чтобы я на него успела?

— Если ты этого хочешь. Или мы можем вернуться своим ходом, в Майерсе.

— Нет. Спасибо. Вечерний рейс меня вполне устроит.

Она за десять минут собрала свои вещи, запихнула их в два чемодана, захлопнула крышки.

Мы не сказали друг другу ни слова.

Я поставил чемоданы в машину и стал ждать ее в ночной пустыне. Низко на западе висела тоненькая четвертинка Луны. «Малышка-Луна смеялась в стороне от темноты», — так она когда-то написала. И вот та же самая Луна, проделав несколько оборотов, стала мрачной и угрюмой.

Я вспомнил наш девятичасовой разговор по телефону, когда мы едва спасли нашу обычную жизнь. Что я делаю? Это же самая замечательная, мудрая и красивая женщина из всех, кого я встречал в своей жизни, а я увожу ее прочь!

Но путы, Ричард. Ты ведь честно старался.

Я почувствовал, как целая жизнь, полная счастья, любопытства, учебы и радости, жизнь с этой женщиной, сдвинулась с места, наполнилась ветром, словно гигантский серебряный парус в свете луны, трепыхнулась, затем ее снова подхватил ветер и унес, унес, унес:

— Закроешь трейлер? — спросила она. Трейлер был теперь моим домом, не ее.

— Все равно.

Она оставила дверь не запертой.

— Я поведу? — спросила она. Ей никогда не нравилось, как я вожу, h(-c, ей казалось, что я делаю это слишком невнимательно и рассеянно.

— Какая разница, — ответил я. — Я сижу за рулем, я и поведу.

Мы ехали молча, все сорок миль ночной дороги в аэропорт в Фениксе. Я припарковал пикап, и пока она сдавала свой багаж, я стоял рядом молча, желая, чтобы кто-нибудь сказал то, что так и не было сказано; потом направился вместе с ней к выходу.

— Не беспокойся, — сказала она. — Дальше я сама. Спасибо. Мы останемся друзьями, хорошо?

— Хорошо.

— Прощай, Ричард. Когда едешь, будь:

Внимательнее, — хотела сказать она, будь внимательнее. Теперь уж нет. Теперь я могу ездить, как пожелаю.

— Прощай.

— До свидания. — Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но она отвернулась.

У меня перед глазами висела серая пелена. Я сделал нечто непоправимое, словно выпрыгнул из самолета на высоте двух миль.

Она еще была в пределах досягаемости; я мог коснуться ее руки, если бы пожелал.

Она пошла вперед.

А сейчас уже поздно.

Разумный человек взвешивает, принимает решение, ведет себя в соответствии с ним. Бессмысленно возвращаться назад и переигрывать ситуацию. Однажды она так со мной поступила, — и ошиблась. Не стоит даже заводить разговор о том, чтобы повторить это еще раз.

Но Лесли, — подумал я, — я так хорошо тебя знаю, как же ты можешь меня покинуть! Я знаю тебя лучше, чем любой в этом мире, а ты знаешь меня. Ты мой самый лучший в этой жизни друг, как же ты можешь оставить меня! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? Я никогда никого не любил, но люблю тебя!

Почему я не смог ей этого сказать. Она все еще уходила, так ни разу и не оглянувшись. Потом она прошла в двери и скрылась из вида.