Взгляд Эйдана сузился.

— Как ты сюда попал? Тебя не было среди прочих.

— Ты меня разочаровываешь. Чему я тебя только учил.

— Ты дал мне достаточно знаний, чтобы расправиться с тобой. И в данный момент это все, что мне нужно знать.

— Неужели? — Шерон обвел взглядом помещение. — Стало быть, тебе совершенно неинтересно узнать о возможности вернуться в мир твоей Спящей, где ты мог бы действовать куда продуктивнее, чем здесь?

Уловив в тени капюшона проблеск усмешки, Эйдан метнулся вперед и, схватив бывшего наставника за горло, прижал его к стене:

— Предлагаю тебе начать говорить, как только я ослаблю хватку.

Шерон кивнул, и Эйдан слегка разжал пальцы.

— На Земле существуют легенды, касающиеся снов, — прохрипел, хватая ртом воздух, Шерон.

— Ближе к делу.

— В различных человеческих культурах для контроля за снами использовались различные приспособления: ловушки для снов, куклы, символы.

Эйдан насторожился:

— Дальше.

— И откуда, по-твоему, все это пошло? В каждой легенде, если очистить ее от шелухи, таится зернышко истины.

— Знаю. И что?

— А то, что на планете Спящих еще имеются места, где по-прежнему искрятся первозданные артефакты. Считалось необходимым сохранять их, пока Ключ не будет обнаружен, так как существовала возможность того, что Избранные не сумеют или не смогут убить ее, и Старейшие желали подстраховаться на этот случай.

Кровь в жилах Эйдана обратилась в лед.

— Что они станут делать?

— Все, что тебе нужно знать, содержится в книге, которую ты забрал. — Шерон понизил голос, но заговорил с большей уверенностью: — Теперь они воспользуются этим, пошлют кого-нибудь туда, а поскольку ты находишься здесь, твоя Спящая окажется под угрозой.

— Почему я должен тебе верить?

— А что я могу выгадать от того, что обману тебя?

— Убрать меня с дороги хотя бы на время.

— А… — улыбнулся Шерон. — Ну конечно.

Отступив от стены, Эйдан поднял меч. Сердце его билось ритмично, дыхание оставалось ровным, но на самом деле он был весьма далек от спокойствия.

— Насколько мне известно, в книге говорится о Ключе, Запоре и Страже, которые разрушат мир.

— Так ли это? — невозмутимо спросил Шерон. Эйдан помедлил, припоминая свою расшифровку, и неожиданно усомнился в ее безупречности. — Кросс, камеры наблюдения расположены всюду. Пока твои люди не захватили пещеру, у меня не было возможности говорить свободно. Что же до твоего захвата и возвращения, то Избранные не установили бы контроль над этим местом, не окажись ты здесь, а если ты имеешь хоть какую-то надежду на успех, то для ее осуществления тебе понадобится здешний инструментарий. Все должно было произойти в точности так, как и вышло. Верь мне.

— Амулет?

— Прочти книгу. Там все сказано. Старейшие не знают об утрате. Твои люди, находящиеся здесь, предоставят тебе необходимое время.

— Ты предаешь остальных Старейших. Почему?

— У всех нас одна цель — покончить с Кошмарами. Просто, по моему мнению, существуют разные способы ее достижения. Сам я не в состоянии ничего предпринять, не лишившись своего положения, но ты можешь действовать вместо меня. И пусть мои действия, как, например, в случае с амулетом, не всегда тебе понятны, главное, чтобы ты знал и верил, что все это направлено на достижение цели. — Шерон развернулся к выходу так резко, что серое одеяние вихрем закружилось вокруг него.

Эйдан метнулся вперед, чтобы задержать его, но не успел — Старейший исчез. Попросту растворился в воздухе.

* * *

Хотя кот жалобно ворчал и терся о ее бедро, Лисса, перекатившись на диване, натянула одеяло на голову.

— Отвали, — проворчала она, злясь на то, что он ее разбудил.

Во сне, по крайней мере, ее не изводили мысли об Эйдане. Впервые за всю жизнь сон без сновидений воспринимался как благословение.

С их расставания прошел уже месяц, но за это время боль разлуки не только не исчезла, но и ничуть не ослабла. Эта горечь усугублялась еще и тем, что, как оказалось, никто больше вообще не помнил о существовании Эйдана, а стало быть, не мог понять и разделить ее печаль. Если бы не оставшиеся после него вещи — книги, меч, амулет, — Лисса и сама могла бы решить, что тронулась умом. Хотя в любом случае была от того не столь уже далека.

Порой, когда все слезы уже были выплаканы без остатка, у нее и самой возникало желание забыть про Эйдана. Хоть на миг. Обрести один миг благословенного покоя.

Кот перебрался через ее бедро и принялся подталкивать ее головой, так что ей не осталось ничего другого, кроме как выпростать руку и почесать его за ушами. Он зевнул. Она расплакалась и, сокрушенная весом своей печали, свернулась в клубок, содрогаясь от болезненных рыданий. Сердце ее разрывалось на части.

В памяти сквозь завесу печали всплывали синие, полные хищного жара и властного желания глаза. Вспоминалось крепкое, сильное тело и безумно красивое лицо. Казалось, будто его мозолистые руки прикасаются к ее коже.

Я люблю тебя. Скажи, что ты знаешь это.

Она знала, и это знание пробирало до глубины души, будучи и целебным бальзамом, и кровоточащей раной одновременно. Обрести такую любовь только для того, чтобы потерять ее… Знать, что он по-прежнему существует где-то там и любит ее по-прежнему, но им никогда уже не быть вместе…

Кто-то позвонил в дверь.

Лисса оставила это без внимания. Мать совсем извела ее, требуя показаться врачу, а для нее было сущей мукой прикидываться, будто она просто устала, а не умирает от горя. Кончилось тем, что она наорала на Кэти, и та в гневе вылетела из дома, подарив дочери хотя бы облегчение одиночества. Ну и конечно, для нее было подлинной пыткой ходить изо дня в день на работу и выслушивать жалобы пациентов.

Дверь отворилась, и она застонала. Если это не мать, значит черт принес Стейси, а ей не хотелось видеть ни ту ни другую.

— Лисса.

Казалось, будто этот бархатистый акцент прошелся по ее коже, словно теплое прикосновение. Она застыла, боясь открыть глаза. И боясь не открывать. Боясь, что проснется. Что умерла и угодила на небеса, где исполнится ее сокровеннейшее желание.

— Жаркая штучка.

Любовь и забота в этом восхитительном голосе заставили расплакаться ее еще сильнее. Заботливые руки прикоснулись к ней, обняли ее, подхватили и приподняли без малейшего усилия. Свернувшись в клубочек, она прижалась к крепкому, знакомому телу, а когда он опустился на диван, заползла на него, обхватив ногами и руками и уткнувшись носом ему в шею, так что теперь ее слезы смачивали его кожу.

— Лисса. — Руки Эйдана гладили ее по спине, губы целовали ее волосы. — Прекрати плакать. Твои слезы убивают меня.