Указатель на Бовуд Хаус я проезжал по пути в юго-западные графства, направляясь к вдове, которую нельзя назвать по имени, потому что она связалась с Затруднениями, как именуется Комитет по Разрешению Затруднений Членов Ллойдз, а в договоре отдельным пунктам прописано обязательство держать язык за зубами. Начало нашей встречи было омрачено утренней новостью о смерти пятидесятиоднолетнего солиситора из Северного Лондона, который повесился от безысходности, потерпев убытки на ллойдовском рынке. Его вдова в свидетельских показаниях коронерскому суду города Хорнси сообщила: «Ему сказали, что скорее всего ему придется обанкротиться, и он уже не сможет работать по своей профессии. По его словам, они требовали все больше и больше денег». Трудно подсчитать точное число «ллойдовских самоубийств», поскольку беды всегда налагаются одна на другую и редко можно выделить какую-то одну причину, перевесившую все прочие. Кроме того, нет такого центрального информационного бюро, куда стекалась бы подобная статистика. Одно хорошо осведомленное Имя назвало мне цифру «семь, согласно конфиденциальным источникам».

Те из прошедших школу Ллойдз, кто сохранил самообладание и не расквасился окончательно, склонны относиться к этому рынку с юмором, что называется, висельника. Определенно это как раз случай Вдовы из Юго-Западных графств, которой сейчас за семьдесят и которая живет с егозливым, чтобы не сказать в высшей степени нервозным, мопсом. Вокруг ее деревни простирается плоское, несколько чересчур заманикюренное пастбище, утыканное дачными коттеджами; в загоне резвится пони Арабеллы; на заднем борту местного автобуса-даблдекера — призыв записываться на контрактную службу в Британские Вооруженные силы; и каждый второй дом здесь называется Избушка Кучера или Старая Кузница. Что касается Вдовы, то она проживает в неприметном закоулке, в скромном, на две семьи, домишке, из тех, на которых оригинальное название выглядело бы претенциозным. Тем не менее Вдова демонстративно окрестила свой дом, и табличка с именем, коричневого дерева, с вытисненными черным литерами, — первое, что видишь перед крыльцом. Сие обиталище, гласит она, называется SDYOLLKCUF — нечто, пожалуй, кельтское, ну или, чем черт не шутит, корнуоллское; однако ж если вы прочтете надпись задом наперед, то уловите, что в целом оно скорее англо-саксонское.

«А это вы видели?» — спрашивает меня Вдова, пока ее мопс гостеприимно дожевывает шнурки на моих туфлях. Она протягивает мне вырезку из посвященной женщинам полосы Daily Mail. На ней — фотография д-ра Мэри Арчер, главы Комитета по Затруднениям, позирующей в платье для коктейлей от французского модельера Nicole Manier. эдакое оборчатое, черное, выше колен субтильное суперфлю, с просвечивающими рукавами и шеей; на голове — парикмахерская конструкция, вызывающе увенчанная перьями страуса, ну или что там в наше время используется вместо них. «Стоит - то, я чай, поболе, чем она собирается выдать мне на жизнь за целый год», — ворчит Вдова. Под картинкой она написала: «Эта женщина не достойна того, чтобы быть Председателем Комитета по Затруднениям». На ее вопрос, видел я эту вырезку или нет, я помалкиваю; на самом деле мне ее показывали пару дней назад, в Челси, в доме Миллионерши в Минусе. По всей видимости, это весьма распространенный и стопроцентно срабатывающий возбудитель гневной реакции.

История Вдовы звучит следующим образом. Ее муж умер в середине шестидесятых, во времена, когда налог на наследство супругов был выше, чем сейчас, и дом, в котором они проживали, стало для нее содержать более обременительно. «Мой бухгалтер посоветовал мне стать членом Ллойдз, и это еще только полбеды; у меня был двоюродный брат, работавший в Ллойдз на Энтони Гуда». Она начала участвовать в страховых сделках в 1978-м. Ее исходный лимит суммы ответственности по риску составлял £100 000; впоследствии он поднялся до £135 000 и затем до £188 000, в обоих случаях, сказала она, «мне ничего не объясняли». За первые двенадцать лет членства она получила £39 000 и заключила из размера своих чеков, что она состояла в «синдикатах с невысокой степенью риска». Бухгалтер подтвердил ее предположения: «Раз они выплачивают такие скромные дивиденды, вы находитесь в безопасном секторе». Затем пошли счета. Первый — на £120 000; из него она смогла оплатить £80 000. Затем еще и еще. Как и Фернанда Херфорд, она находилась в плену смутной иллюзии, что любые ллойдзовские договоры должны же подчиняться некой элементарной справедливости и что не может же быть такого — ну просто потому, что этого не может быть никогда, — чтобы ты потерял большую сумму, чем ту, на которую подписался. Но неограниченная ответственность Имени — хоть ты тресни — означает то, что педантично прописано в ее названии: «По их словам, сейчас я должна им £350 000». И как ей после этого? «Ходила и ходила, будто оглушили и выскребли всю. Джин с арникой — это такое гомеопатическое средство от переживаний, — Бог, множество друзей — только так и выкарабкивалась из всего этого».

Чтобы избежать повестки в суд касательно уплаты долга, она обратилась в Затруднения. «У нас ушло три недели на то, чтобы заполнить анкету». Она жалуется на «высокомерные письма» из Затруднений и продолжительные периоды молчания. Дожидаясь, пока Затруднения предложат свои условия урегулирования, она чувствует себя в подвешенном состоянии: «Они говорят, «мы определим объем финансовых средств, которые будут выделяться вам на жизнь», но при этом так ничего и не определили». Тем не менее процедура ей известна: «Они забирают все задекларированные в Ллойдз средства, им перейдет этот дом, когда я умру, и еще я плачу им все проценты с имеющегося у меня капитала, который потом они тоже заберут». Раньше она возилась по двенадцать часов в день с лошадьми и позволяла Ллойдз потихоньку зарабатывать для нее немножко лишних денег; теперь она по нескольку часов в день просиживает за столом, заполняя анкеты, отвечая на запросы и переписываясь с комитетами активистов. «Самое худшее — это почта. Полчаса кряду все поджилки трясутся, как ее приносят». Раньше она верила, что Ллойдз — «синоним благородства и честности»; теперь она оценивает это учреждение как «клоаку, кишащую мошенниками». Изллойдовского инвестора она стала ллойдовским пенсионером.

Вдова относится именно к тем людям, которым ни в коем случае нельзя было становиться Именем, и она знает об этом: «Они заманили столько маленьких, таких как я, людей, специально, чтобы раскидать риски». Позже в тот же день я разговаривал с одним Именем из другого конца спектра — гораздо более классическим ллойдовским инвестором. Питер Дьюи-Мэтьюз был дипломированным бухгалтером высшей категории в течение десяти лет, затем начал основывать предприятия, связанные со здравоохранением, и перепродавать их. Мы ходим вокруг да около слова «спекулянт» и соглашаемся использовать его только в кавычках. Он начал принимать участие в страховых сделках в 1987 году, обнаружив, что у него скопилось множество акций, которые мертвым грузом лежали в одном открытом акционерном обществе из тех, что он создал. Ему пришло в голову использовать их — чтобы заработать на них больше, чем 3 или около того процента, которые они приносили; вложив их Ллойдз, он надеялся увеличить эти 3 процента хотя бы до 5. «Игра вроде как стоила свеч» — вспоминает он. На самом деле 1987 год после открытия нового здания был, пожалуй, наихудшим моментом для того, чтобы вступить в Ллойдз. Это был последний год вербовочного бума, и в течение этого года в страховые синдикаты влились 2572 новых члена; а затем началась зачистка бумажников.