– Я не понимаю, почему тебе хочется что-то менять? Ты достаточно часто говорил, что брак тебя не интересует.

– Я еще не решил окончательно.

– Мне казалось, что это не так. Ты утверждал, что генетически запрограммирован оставаться неженатым и изменить мир силою пера.

– Я несу много всякой чуши, Карла, и ты это прекрасно знаешь. Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе. Что скажешь? Мне следовало сделать предложение в другой обстановке, со скрипками и розами, а не рубить сплеча… но, в конце концов, все сводится к одному ответу. Да или нет?

Она представила, как будет каждое утро просыпаться рядом с ним, вечером целовать его и желать спокойной ночи. Возможно, он прав: они могли бы завести ребенка. В тридцать девять было еще не поздно, но эта мысль не принесла Карле никакого удовольствия. Они вместе состарятся, будут посылать друг другу невидимые сигналы, как делали ее родители, научатся терпимости и пониманию. Одна мысль об этом заставила ее почувствовать себя измученной.

– К тому же у нас есть все, что нужно, – сказала она. – У нас есть независимость. Тебе не понравится жить со мной. Ты постоянно пилишь меня, что я живу в свинарнике…

– Успокойся, Карла. Я время от времени корю тебя за неопрятность, но это часть твоего очарования.

– Очарование быстро испаряется, когда живешь бок о бок с недостатками, – возразила Карла. – Забудь о браке, Фрэнк. Он нам не нужен.

– А что, если он нужен мне?

У него было упрямое выражение лица, но она решила не отступать. Лео был прав, когда говорил, что Фрэнк Стонтон в первую очередь заботится о своих потребностях. Теперь, когда он решил, что ему нужен брак, он не оставит ее в покое, пока она не примет решение.

– Я не могу заниматься этим сейчас, – запротестовала она. – Это так неожиданно.

– Ты и не должна ничем заниматься, Карла, – ответил он. – Ты либо принимаешь мое предложение, либо нет.

– Или просишь время, чтобы подумать, – сказала она. – Если хочешь получить взвешенный ответ, ты должен дать мне время.

Он кивнул, выражение его лица смягчилось.

– Ты права. Я всегда рвусь в бой, как только приму решение. Приходи, когда будешь готова ответить. Но если ты скажешь «да», я захочу узнать, с кем имею дело, – с Клэр Фразьер или Карлой Келли.

– На ком бы ты хотел жениться? – спросила она.

Поколебавшись, он ответил:

– На той, которая будет любить меня сильнее.

На реке Колорадо отец Джой проплывает на скоростной лодке между отвесными стенами каньона. Шпили, минареты и огромные утесы нависают над ними. Джой чувствует себя такой маленькой, когда лодка начинает дрожать от волн, расходящихся от других шлюпок.

– Это один из самых старых слоев обнаженных пород, известных человеку, – говорит отец. Он вовсе не потрясен окружающими их скалами. – Никто не знает его происхождение, но геологи полагают, что ему более полутора миллиарда лет.

Скала, блестящая, словно сделанная из темного шоколада, выглядит чересчур потрескавшейся и разваленной, чтобы быть опорой для Большого каньона. Лодка покоряет поворот за поворотом, и Джой крепко держится за сиденье, опасаясь, как бы ее не смыло за борт. Иногда отец притормаживает, чтобы посмотреть на выветривающуюся породу, и описывает слои в толще земли, но ей не удается расслабиться, пока они не возвращаются на равнину реки Колорадо. Отец выключает мотор и смеется. Она откидывает голову назад. Ветер ерошит ее волосы. Они развеваются, словно знамя. Джой отращивала их девять месяцев. Скоро они будут ей до плеч.

В Аризоне, куда бы она ни посмотрела, всюду скалы. Не такие, как в Буррене, а огромные холодные валуны, вылезающие из земли. Складывается впечатление, что они очень неустойчивы и достаточно лишь слабого дуновения ветерка, чтобы они покатились по земле. Она никогда не сталкивалась с такой жарой, и ночью, когда раскаленная пустыня наконец остывает, они сидят на веранде и глядят на звезды. Она слушает, как отец строит планы, и ждет, что он упомянет имя матери, но он этого не делает. Как и Джой. Она хотела бы спросить его, что он чувствует на самом деле. Стало ли ему легче оттого, что мать больше не говорит об Испании, нефтяных месторождениях и не запирает дверь в спальню, чтобы никто не узнал, что она умирает? Если Джой спросит, он, как обычно, скажет правду. Но она еще не готова задавать такие вопросы. Не готова, пока не поймет, как относиться к этой дыре, которая образовалась в ее жизни.

Он часто говорит, что надо изменить направление. Он обрадовался и радостно замахал руками, когда Мириам позвонила и сказала, что дано разрешение на проектирование турбазы. Он уже достаточно попутешествовал. Это его последний контракт. Она рада, что решила приехать сюда с ним, вместо того чтобы оставаться с бабушкой, которая снова переселилась в Рокроуз.

Не то чтобы она не могла забыть то, что произошло, но в таком странном месте можно укрыться. Пустыня выглядит слишком безжизненной, чтобы в ней могло что-то расти, но при этом усеяна кроваво-красными и пурпурными цветочками, устлана вербеной и маками и прочими колючими растениями. Все здесь колючее, и когда заходит солнце, пейзаж заливает алой краской, словно все покрывается кровью. Даже короткие ветки высоких сагуаро и энцелий становятся бордового цвета. Потом все исчезает. В мгновение ока опускается тьма, и сияние умирает.

В школе Джой подружилась с тремя девочками. У них самые белые и идеальные зубы, которые она когда-либо видела Она ходит к ним в гости. Вместе они посещают торговые ряды, где им красят ногти и они потягивают капуччино. Они разговаривают о своих семьях, сложных отношениях между сводными сестрами и братьями. Она рассказала им о Джои и Мириам. Она не упоминает имя матери с тех пор, как в один из вечеров Келли перебила ее на полуслове и сказала, что жизнь слишком коротка, чтобы переживать из-за трагедии. У матери Келли дом похож на ранчо. У нее есть еще ресторан для вегетарианцев. Она кормит Джой тофу и чилакилес[6]с черными бобами и удивленно смотрит на ее отца, когда он заезжает за ней на своем полноприводном автомобиле. Он выглядит моложе. Она подозревает, что он бы с удовольствием подольше посидел над пападзулес,[7]которыми пичкает его мать Келли, но он всегда благодарит ее и уезжает, как только доедает все со своей тарелки.

Однажды ночью, когда матери Келли нет дома, они пьют текилу. Подзадоренная подружками, она звонит Джои и ставит звонок на конференц-связь. Он слышит, как они хихикают, потому что кладет трубку, как только она начинает говорить. Какое-то время после этого случая Джои ей не пишет, но в первом же электронном письме читает ей лекцию на тему пьянства среди несовершеннолетних. Она так рассержена, что зарекается общаться с ним, но он постоянно появляется в ее жизни в самые неожиданные моменты, особенно когда заканчивает гуманитарный колледж и приезжает в Ирландию работать в студии Мириам. Он живет в Рокроузе полгода, потом переезжает в Италию, чтобы продолжить обучение у известного дизайнера. Он плавает на досках вместе с Диланом в Лехинче и Дулине и присылает ей фотографии по электронной почте. Келли и другие девочки делают вид, что падают в обморок, когда видят их. Он был мальчиком, когда Джой видела его в последний раз, такой неуклюжий и с широкой задорной улыбкой. Теперь он другой, посерьезнел, стал ловким, как пантера. Джой вынуждена согласиться с подругами. Ее сводный брат – самый красивый парень, какого она когда-либо видела. Но это не значит, что у него есть право обращаться с ней, как с ребенком.