Йорг, помнится, был против столь рискованной авантюры. Он и сейчас сомневается — по роже видно. Его можно понять, жизнь приучила старого вояку к осторожности. Но Бенно план утвердил, а у него чутьё на такие дела… Посмотрим, кто из них окажется прав на этот раз.

В отличие от нас с Йоргом, простые наемники никаких сомнений не испытывали, свято исповедуя старый солдатский принцип — живи сегодняшним днем. А сегодняшний день поводов для беспокойства не давал.

С рассветом наша армия снялась с бивака и продолжила своё движение на северо-запад, пробираясь лесными дорогами к наезженному Дагонскому тракту. Обычно такое перемещение войсковой колонны принято сравнивать с ползущей змеёй, но в данном случае более уместной была бы аналогия со спрутом или кракеном. "Щупальца" отельных отрядов жадно шарили по окрестностям и всюду, куда им удавалось дотянуться, к небу поднимались жирные клубы дыма и бессильные проклятия стигийцев. Деревни, хутора, дворянские усадьбы, мельницы и сахароварни, лачуги бедняков и терема знати — всё, что возводилось и бережно сохранялось годами, в одночасье стало пищей для огня. Исключений не делалось ни для кого, любая попытка сопротивления подавлялась с максимальной жестокостью.

Впрочем, сопротивляться было особо и некому. Регулярная армия Стигии, как было доподлинно выяснено еще в Гердаре, почти терцию назад ушла в поход вместе с основными силами ле Вейра и теперь находилась где-то в окрестностях Рабонны — крупной крепости, прикрывающей южные рубежи Аместриса. Так что сопротивление нам могли оказать разве что "силы поддержания порядка" в лице баронских дружинников в дедовских кольчугах да шерифов со своими помощниками. Ну и крестьяне с косами да вилами. Учитывая разницу в подготовке, организации и оснащенности, а также численность танарисской армии, все эти народные мстители реально тянули только на роль смазки для пик. Так оно, собственно, и выходило. Причем отказ от сражения, по большому счету, ничего не менял. В виду отсутствия возможности (да и желания) организовать нормальное этапирование пленных, любого застигнутого с оружием в руках или хотя бы заподозренного в наличии оного, согласно приказу ле Кройфа, сразу отправляли к праотцам.

Судьба тех, кто оружия страшнее плотницкого топора в руках сроду не держал, а о сопротивлении даже не помышлял, была немногим лучше. Наши фуражиры, руководствуясь подробными инструкциями Виста и развитым от природы хватательным рефлексом, выметали подчистую всё продовольствие, которое только могли. Что не могли увезти — сжигали. Вместе с домами и хозпостройками. Лошадей и телеги — конфисковали. Птицу, свиней и всякую мелкую домашнюю живность типа кроликов тут же отправляли в солдатские котлы. Овец и крупный рогатый скот, способный совершать более-менее длительные переходы — угоняли.

Танарисская армия, уходя на север, оставляла за собой разоренные пепелища и толпы озлобленных людей, разом лишенных всех средств к существованию. Наверняка очень скоро в здешних лесах появятся всевозможные лесные братья и просто разбойники, грабящие всех и каждого, кого только смогут одолеть, но поскольку мы не собираемся тут задерживаться, то это не наша проблема. Главное, что налогооблагаемая база герцога Стигийского в результате таких вот бесчеловечных действий сократится минимум на четверть, что для и без того не самой благополучной провинции империи является, пожалуй, критичной величиной. Сколько пейзан при этом склеит ласты, никого особо не волновало. Во всяком случае, ни среди солдат, ни среди офицеров нашей армии я не заметил даже намека на сочувствие местному населению, значительную часть которого мы своими реквизициями фактически обрекали на голодную смерть.

На третий день этого диверсионно-карательного рейда по тылам врага Дирк, вернувшийся с очередной командой фуражиров, отвечая на дежурный вопрос: "Как дела?", разразился целой "поэмой":

— Сегодня был удачный день,

Спалили мы дотла

Не как вчера — одно село,

А целых три села!

У меня от неожиданности брови так и взлетели под самый чуб:

— Да ты, оказывается, поэт, мать твою!

— Не-е-е… — Весельчак беспечно отмахивается от столь лесного предположения, — просто я люблю свою работу. А когда работа спорится и сердце поёт — слова сами льются!

Я даже не нашелся что ответить, только и смог, что в затылке почесать, хотя в голове крутилась какая-то смутно запомнившаяся фраза про "жнет, где не сеял и собирает, где не терял". Видать Ролло всё-таки был прав, когда говорил, что в наемники идут те, кому нет места в мирной жизни. Я, правда, чувствую себя среди таких вот отщепенцев вполне нормально. Получается, я тоже изгой-социопат? Или просто человек привыкает ко всему?

Кстати, про привыкать: Бенно после сожжения Гердара фактически переложил на меня всё текущее управление армией, мотивировав свое решение как раз тем, что "пора тебе уже осваивать вождение войск, не век же над бумажками сидеть". За ле Кройфом осталось только верховное командование и общий надзор. Так что, можно сказать, опустошение западной Стигии производилось не только при моем деятельном участии, но и под моим непосредственным руководством.

Основной задачей являлась координация действий различных отрядов и тщательное соблюдение запланированного темпа продвижения. Проще говоря, нужно было следить, чтобы рассылаемые для грабежа и разорения окрестной местности зондер-команды не отрывались слишком далеко от основной колонны и вовремя возвращались к главным силам. Заодно приходилось контролировать общую ситуацию, регулярно собирая, обобщая и перепроверяя информацию, поступающую от патрулей, захваченных языков, а также допрошенных местных жителей. Ну и просматривать ежесуточно сочиняемые Вистом доклады о количестве исправных телег, имеющихся запасах продовольствия и фуража перед тем, как представлять всю эту писанину на утверждение герру ландмейстеру.

Работа вроде бы не такая уж и сложная, если с цифрами дружишь и мозгами шевелишь не слишком медленно, да и не сказать, чтобы я раньше, еще в бытность мою адъютантом, ею не занимался, но с таким масштабом задачи столкнулся впервые. Особенно туго пришлось под конец рейда, когда граница приближалась не по дням, а по часам, и с каждой пройденной лигой росла вероятность встречи с регулярными войсками империи. Ситуацию усугубляло то, что вести о наших подвигах уже изрядно обогнали армейский авангард, в результате команды фуражиров всё чаще натыкались на обезлюдевшие деревни, а дальние дозоры то и дело сталкивались с пусть и безалаберными, но ожесточенными попытками сопротивления и даже несколько раз попадали в засады. К тому же из-за длительных маршей появлялось всё больше отставших, так что в итоге пришлось выделить специальную команду для сбора таких неудачников. Конфискованные у пейзан лошадки и повозки, составлявшие большую часть нашего обоза, переносили столь экстремальные нагрузки еще хуже — путь танарисской армии отмечали остовы сожженных телег и трупы павших коней.

В итоге к концу девятидневного марша моя голова напоминала перегретый чайник, с которого того и гляди сорвет крышку. Так что известие про появившиеся впереди конные разъезды было воспринято с явным облегчением — уж лучше бой, чем постоянная неопределенность.