Оксиафр с важностью подошел к высокому Бессу и, ругаясь, стал хлестать его плетью, со страхом отпрыгивая при каждом движении Бесса.

Александр повернулся к персам, которые привезли Бесса; они держали большое блюдо, покрытое куском парчи. На нем лежала круглая, как тыква, золотая корона персидских царей, украшенная цветными сверкающими камнями.

Александр впился в нее глазами. Он отстегнул свой шлем с белыми крыльями и передал подбежавшему телохранителю-нубийцу. Жадно схватив корону, он поднял ее к небу, затем опустил на свои завитые кудри. Корона была велика и надвинулась на глаза. Александр придерживал ее руками, точно чего-то ожидая. Он обвел глазами угрюмое ущелье, увидел узкую полосу неба среди нависших черных каменных глыб, и тень тревоги пробежала по лицу. Он снял корону и передал ее черному нубийцу:

– Скорее вперед! Мы должны выйти отсюда, из этих мрачных теснин, где нас могут забросать сверху камнями. В Наутаке мы отпразднуем нашу новую победу. Я раздам всем моим воинам земли, пашни, дома и богатства глупых народов, которые не умеют защищаться и созданы быть нашими рабами. Там воины получат отдых. А вы, доставившие мне цареубийцу Бесса, – вы получите особую награду, я вас не забуду! Слушайте, товарищи по походам, – обратился громко базилевс к воинам, – Персия теперь всецело наша и будет наша всегда! Противников больше нет. Слава моему отцу – Зевсу Громовержцу!

– Ты победишь! Ты царь Вселенной! – кричали воины, и эхо повторяло их слова.

Белые кони тронулись, и золотая колесница покатила вперед, покачиваясь на неровной дороге. За ней, сверкая оружием, со звоном и грохотом, рысью тронулись телохранители и свита базилевса.

Будакен налитыми кровью глазами следил, как проезжали всадники. Но кто этот высокий юноша в бронзовых латах? Он необычайно похож на его сына – белокурого, стройного Сколота.

– Сколот! – заревел Будакен. – Сколот!

Но возглас Будакена потонул в шуме конских копыт и в криках воинов.

– Чего разорался, молчи! – крикнул часовой, ударив Будакена по голове.

– Это был Сколот, мой сын Сколот! – бормотал Будакен. – Если я мог ошибиться и принять за него похожего рослого явана, то я никогда не ошибусь в коне! Ведь он ехал на саврасом жеребце, сыне Буревестника!

Все воины вскочили на коней и последовали за базилевсом. Скоро ущелье затихло, и серые тушканчики выскочили из норок, они перебегали, садились на задние лапки и, озираясь, обнюхивали воздух.

Птоломей забыл о двух связанных крестьянах и умчался вместе с отрядом базилевса.

Спитамен упорно старался перетереть о камни веревки и ремни, которыми они были связаны.

Когда лунный свет наполнил ущелье, в глубине показались две тени. Они шли осторожно, замирая при каждом шорохе. Это были молодой крестьянин и его маленькая жена.

Они нашли и развязали лежавших.

– Мы пришли, думая, что вы убиты. Среди проехавших проклятых яванов вас не было. Мы решили похоронить ваши тела, поставить чашу с молоком и лапшой, чтобы ваши души насытились и не мстили нам за то, что вы погибли вместе с вашими баранами около наших пашен. Теперь, хвала Ахурамазде, вы живы и можете прийти к нам. Вода опять прорвала канаву, надо ее получше исправить. Прежде всего нужно, чтобы была вода, а тогда будет и хлеб. Работа не ждет!

* * *

Утром два путника горными тропами удалялись от большой дороги, по которой двигалось войско Александра, стремясь к Наутаке, по пути грабя и опустошая все встречные селения.

Спитамен утешал хромавшего Будакена:

– Все наши люди теперь собрались около Мараканды, и мы начнем бороться по-настоящему, без помощи изнеженных князей. Согды не станут терпеть бесчинства греков. Согд любит свою пашню и свое тутовое дерево. Лучше он повесится на нем, чем оставит его. Теперь ты видел Двурогого и можешь рассказать в степи, что этот царь не остановится до тех пор, пока не встретит смелых воинов, которые не повернут перед ним спину, а сами начнут бить его в скулы.

Будакен стонал и скрежетал зубами:

– Мой сын вместе с Двурогим! А если злодей пойдет на сакские земли, неужели Сколот будет драться против нас? О, тогда я встречусь с ним в бою. Посмотрим, подымет ли он руку на отца!..

– Мы воины непобедимого царя Азии.

– У вас непобедим только царь? А мы, скифы, все непобедимы.

Согдские пограничные башни остались позади и виднелись на горизонте оранжевыми точками. Впереди потянулась безбрежная степь. Весенние цветы – красные маки, желтые тюльпаны и лиловые трехперстники – ярким ковром разукрасили обычно мертвую равнину.

Радостное чувство охватывало отряд скифов Будакена, когда он возвращался из Сугуды обратно на север, в свое кочевье.

Тяжелая дума о сыне все время мучила Будакена и заставляла его сопеть и испускать глубокие вздохи, от которых его карий жеребец поводил ушами и косился черным блестящим глазом; но весеннее солнце, свежий ветерок, приносящий запах первых цветов и прелой тающей земли, вид по-праздничному убранной степи невольно разглаживали глубокие морщины на угрюмом загорелом лице сакского вождя.

Будакен ехал Голодной степью, прозванной так путниками еще в давние времена: в ней нет корма – ни колючки для верблюда, ни зайца или козы для охотника, только шары перекати-поля, прыгая большими скачками, проносятся по степи, подгоняемые визгливым ветром. Лишь весной караваны могут проходить безбоязненно через эту мертвую равнину, где повсюду белеют кости павших животных.

– Смотри, Кидрей, а ведь это дикие кони! – крикнул, вглядываясь вперед, старый Хош.

Кидрей хлестнул своего Пегаша, взлетел на бархан и заслонил рукою глаза, вглядываясь в даль. Несколько темных точек медленно пересекали путь. Теплый пар, подымавшийся от земли, струился волнами, и на линии горизонта все предметы трепетали.

– Мало ты видел диких коней, – сказал насмешливо Кидрей. – Ты больше привык смотреть на турсуки с кумысом и поэтому не можешь отличить диких ослов от сауранов. Смотри, как они бегают!

– Эти дикие ослы отбили от табуна кобылицу, – сказал Будакен. – Они гонят ее перед собой.

В Будакене проснулся охотник: его ноздри раздулись; всматриваясь в горизонт, он втягивал воздух, чувствуя переливчатые запахи степи. Выдернув несколько волосков из отворота сапога, он подбросил их в воздух и проследил за их полетом:

– Ветер с их стороны. Ослы нас не почуют.

Стадо приближалось. Ослы так увлеклись погоней за лошадью, что не замечали приближения грозы, которая их ожидала за барханами. Они бежали беспорядочно: то рассыпались, то сбивались в кучу, дрались и кусали друг другу загривки. Уже ясно было видно, как загнанная лошадь металась и била хвостом. Но что лежит на ней? Впилась ли в шею пантера или привязаны вьюки?