Его молодой спутник положил руку на эфес шпаги. Остальные мужчины наблюдали за ней и за окрестностями.

Их нервозность была вполне оправданной. А план весьма дерзкий. Они пришли, чтобы захватить принцессу в плен прямо на территории дворца.

– Кто вы такие? – снова спросила она.

Ее взгляд упал на жилет более молодого из двоих, который был почти скрыт под коротким плащом. И она увидела на нем маленький знак: коричневую свернувшуюся змею на алом фоне.

Граф Дюбелле. Это были его люди.

Сорча закричала.

Грубая рука зажала ей рот. Шестеро мужчин окружили ее и поволокли вдоль изгороди к ожидающим рядом коням.

Она не могла вырваться от шестерых сильных мужчин. Однако ей удалось повернуться к Марлону.

Там, где он недавно стоял, только шевелились ветки.

Чтобы не сталкиваться с людьми графа Дюбелле и снова не оказаться в темнице, Марлон сбежал. Сорча осталась одна.

Лакей откашлялся, демонстрируя мучительную боль, и открыл великолепные позолоченные двери тронного зала перед Ренье.

Ренье рассеянно оторвал взгляд от карты, которую держал в руках.

– Питер, тебе надо что-то делать с этим кашлем. Страшно слушать.

И тут он резко остановился.

Бабушка восседала на троне, установленном на возвышении. Седовласая, худая, элегантная, с тростью, которую она использовала как оружие. Старуха была холодна, как зима, когда промерзают реки.

Неудивительно, что Питер издал такой жуткий звук. Он пытался предупредить Ренье о той страшной судьбе, которая его ждет, а Ренье был слишком погружен в свои военные планы, чтобы обратить на это внимание.

Как всегда, лицо бабушки не предвещало ничего хорошего для того, кто посмел предстать перед нею. В том числе и для Ренье.

«Не паникуй! – приказал он себе. – Она как злой пес: чует страх и набрасывается».

Проблема заключалась в том, что бабушка набрасывалась независимо от того, испытывает ли ее жертва страх. Возможно, она даже не могла почуять чужой страх, потому что ее боялись абсолютно все.

– Какой приятный сюрприз! – Он поклонился со всем уважением, какого заслуживала эта стойкая старуха. – Чем могу быть полезен вашему высочеству?

– Тем, что дашь моей внучке счастье. – Ее глаза излучали враждебность. – Мне казалось, что это очевидно.

Питер закрыл дверь, бросив своего принца.

Да. Бабушка всегда набрасывалась, не тратя времени на предупреждения или красивые жесты.

Но Ренье теперь был здесь господином и ни перед кем не отчитывался.

– Очевидно то, что вам следует заниматься своими делами и не мешать нам заниматься нашими, – холодно ответил он.

– Наследник трона – это мое дело, а Сорча не сможет его принести, если будет отвергать жеребца, который ее покрывает.

– Она не кобыла! – заметил Ренье и добавил: – А я не конь.

– Так и веди себя, как подобает мужчине! – Бабушка хлопнула ладонью по подлокотнику трона. – Ты совершил какую-то ужасную ошибку, иначе она не относилась бы к тебе так, словно ты насекомое, которое она соскребла с подошвы ботинка. Извинись перед ней.

– Я извиняюсь перед ней каждую ночь. Она не…

Ему хотелось сказать: «Она не слушает меня», – но он воздержался.

– Видимо, этого мало. – Опираясь на трость, бабушка поднялась. – Женщины любят подарки. Ты дарил ей подарки?

– Я был немного занят, управляя государством.

Государство – днем, а Сорча – ночью. Он не мог сказать, что давалось ему труднее.

– Дай мне руку, мальчик.

Он поднялся по ступеньками и помог ей спуститься. Он этого раньше не замечал – но бабушка теперь ковыляла!

– Реши, что для тебя важнее, Ренье! Разве я не учила тебя это определять? И потом, сколько ты собираешься ждать, прежде чем попросишь меня отдать драгоценности короны?

– Драгоценности Бомонтани? – Старая дама поражала его. Она вызывала у него восторг. – А они у вас?

– Если бы они были не у меня, то пропали бы во время революции.

– А я был уверен, что они пропали.

– Ты слишком плохо обо мне думаешь. – Уголки ее тонких губ изогнулись, что следовало считать улыбкой. – Когда мой сын отправился воевать, я взяла их себе.

– Ну конечно же!

Старуха была хитрой и слишком хорошо знала человеческую натуру. Она ни за что не отдала бы на хранение кому-то другому бесценные бриллианты, сапфиры и жемчуг.

– Они по-прежнему у меня. – Она впилась ногтями ему в руку. – Но я отдам их тебе, если попросишь.

Он терпеть не мог, когда им пытались манипулировать, но если он сейчас сдастся, у него останется больше времени для того, чтобы строить планы военной кампании и любить Сорчу.

– Вы не будете так добры отдать мне драгоценности короны, чтобы я вручил их Сорче?

– Я сейчас же за ними пошлю.

– Спасибо вам за ваш быстрый ум и сообразительность.

В обычное время ему было бы крайне трудно льстить бабушке, но сейчас он был готов на все, лишь бы увести разговор от своих отношений с Сорчей.

Ему следовало быть умнее.

– На здоровье. Как ты их ей вручишь?

Вопрос бабушки был быстрым и прямым, как полет пули.

– Я еще об этом не думал.

А как он мог об этом думать, если только сейчас о них узнал! Однако бабушка не приняла бы этого оправдания.

– Не могу поверить, что это я должна давать тебе такие советы. Я – самый неромантичный человек на свете. Но совершенно ясно, что ты занимаешь второе место после меня и тебе нужна помощь. Так что слушай, что я тебе скажу. Ты вручишь Сорче драгоценности короны завтра, на балу в честь вашего возвращения.

Бабушка спланировала его ухаживания вплоть до последней минуты.

– Ей это понравится.

Ему это точно понравится: Сорче придется улыбаться ему, и, возможно, в этот момент ее улыбка будет вполне искренней.

– Это красивый жест, и сделать его необходимо, но ей будет неприятно находиться в центре внимания. Неужели ты совершенно ничего о ней не знаешь? – Видимо, бабушка сочла этот вопрос чисто риторическим. – Сорча предпочла бы, чтобы ты преподнес ей букет цветов. Вот и преподнеси. Но это не сработает, если ты прикажешь садовнику послать ей цветы.

– Я это знаю, – раздраженно проговорил Ренье.

Однако про себя он продолжал гадать: почему? Ренье совершенно ничего не понимает в цветах. Не знает, какие цветы сочетаются друг с другом. Не знает, у каких растений есть шипы. Он не умеет составлять букеты. Почему же Сорче не понравится букет садовника? Садовнику платят за то, чтобы он обращался с цветами более умело, чем король.