— В ваших устах все звучит так просто, мистер Хемминг.

— Что ж, запомните, в этом нет ничего невозможного.

Затем Милтон перевел разговор на другую тему, описывая места, которые посетил во время путешествий. И при этом всегда, сказал он, стремился вернуться в Англию. Когда-нибудь он обоснуется там.

О Кейптауне он больше не заговаривал, однако семя было брошено в благодатную почву.

Я видела, что мисс Картрайт непрерывно думает о его предложении и борется с собой. Сможет ли она пойти на сделку с совестью, отпустив нас дальше одних? Я полагала, что совесть занимала большое место в жизни мисс Картрайт. Но перспектива была так заманчива. Из ее слов я поняла, что мисс Картрайт отчаянно скучает по своему дому и саду. Жара была для нее таким же испытанием, что и сильные ветры. Мисс Картрайт не была создана для путешествий по всему миру.

Прошло несколько дней. Время от времени Милтон Хемминг — а он теперь сделался нашим постоянным спутником — нашептывал ей в ушко свои медоточивые предложения. Меня поражало то, как мастерски он это проделывал. Он никогда не уговаривал, однако все, что он говорил, указывало на необходимость возвращения мисс Картрайт. Пока мы не добрались до Кейптауна, сделать все равно ничего было нельзя, однако к тому времени Милтон должен был знать о ее решении. Мы собирались остановиться там на три дня, и ему требовалось все это время, чтобы сделать необходимые приготовления.

Я много думала о Милтоне Хемминге. Он был из тех людей, кто ничего не делает без определенной цели, а его ухаживания за мной могли означать только одно. Я была не такой простушкой, чтобы не понимать этого. Он не упоминал о жене, и я не знала, женат он или нет. Он производил впечатление зрелого человека, и я поняла, что он не из тех, кто станет отказывать себе в том, чего желает; я была уверена, что у него было много женщин. Я была заинтригована Милтоном Хеммингом, и мне было интересно, как далеко зашла бы наша дружба, откликнись я на его авансы.

Милтон возвращался на свою плантацию из Англии, и ведь он упоминал о мужчинах, ездивших на родину, чтобы обзавестись женой. Означало ли это, что он именно за этим и ездил? А если да, то, по-видимому, подходящей партии он не нашел, но я с трудом могла себе представить, что у него может что-то не получиться, и меньше всего, поиски жены.

Мне необходимо было узнать о нем еще очень многое. В тот момент я считала, что должна держать его на расстоянии вытянутой руки, что было вовсе не легко, учитывая то, что он постоянно был рядом. Я знала, что пассажиры уже начали строить догадки на наш счет. Поскольку было известно, что Фелисити едет в Австралию, чтобы выйти замуж, можно было предположить, что предметом ухаживаний Милтона Хемминга была я.

Должна признаться, мне было приятно оказаться центром такого романтического приключения. Это придавало каждому дню какую-то изюминку.

Как и предсказывал Милтон, возле Мыса Доброй Надежды мы снова попали в шторм, и тут-то мисс Картрайт приняла решение. Правда, призналась, что несколько беспокоится за меня, поскольку Фелисити ведь будет под опекой мужа, а вот мне придется совершить путешествие в Англию одной.

Милтон Хемминг заверил ее, что когда придет время мне возвращаться домой, он позаботится о том, чтобы я ехала в обществе его друзей, которые наверняка будут возвращаться в Англию. Ей и впрямь нечего было бояться, и заверения Милтона вкупе со штормовой погодой помогли мисс Картрайт принять решение.

Если это можно устроить, она вернется домой, поскольку в ее нынешнем состоянии на роль дуэньи она все равно не годится, а становится лишь обузой.

Милтон Хемминг объявил, что как только мы причалим, он сразу же начнет подготовку к ее отъезду на родину.

Наше пребывание в Кейптауне было посвящено отъезду мисс Картрайт. Нам постоянно приходилось уверять ее, что мы будем в целости и сохранности и без нее.

В Сиднее нас должен был встретить Уильям Грэнвилл. Я останусь с Фелисити до свадьбы, а потом мистер Хемминг поможет мне с отъездом домой, представит меня капитану судна и кое-кому из своих многочисленных друзей, которые наверняка будут отплывать, ибо он знал многих людей, которые часто путешествовали.

У него все получится прекрасно.

Милтон позаботился обо всем. Мисс Картрайт должна была провести неделю в одном из лучших отелей. Он представил ее своим друзьям, собиравшимся в Англию. Они будут все вместе, так что бояться нечего.

Что касается подопечных мисс Картрайт, она могла вполне быть уверена, что мистер Хемминг сделает для них все то же, что и для нее.

Меня поразило, что мисс Картрайт с такой готовностью вверяла нас человеку, которого несколько месяцев назад даже в глаза не видела. Я отнесла это за счет силы его личности. Сила и властность — вот точные слова. Милтон просто излучал силу, и пока она была направлена на добрые дела, это было очень утешительно. Однако я иногда раздумывала — а что будет испытывать человек, столкнувшийся с этой силой?

Я чувствовала, что мне надо еще многое узнать об этом человеке.

Три дня в Кейптауне пролетели быстро. У нас было очень немного времени, чтобы посмотреть достопримечательности, наверное, одного из красивейших мест, какое нам предстояло посетить. Я никогда не забуду вида Столовой горы со скатертью, как ее здесь называют. Она устремлялась к небу, а плато, покрытое облаками, действительно выглядело как скатерть. Погода стояла теплая, но не слишком жаркая, цветы были очень яркими, а пейзаж — волшебным. Расставаясь с нами, мисс Картрайт очень нервничала. Я подумала, что в последнюю минуту она изменит решение и вернется на корабль. Мисс Картрайт все твердила о том, что пренебрегла своими обязанностями, и я знала, что ее совесть отчаянно сражается со страхом перед морем. Совесть потерпела поражение: отплывая из Кейптауна, мы оставили мисс Картрайт на берегу.

У меня создалось впечатление, что Милтон Хемминг был доволен отсутствием мисс Картрайт. На самом деле мне иногда приходила в голову мысль о том, что он ловкими маневрами спровадил ее. Но зачем?

У него должны были быть на то причины. Он был из тех, кто ничего без причины не делает. И кроме того, он слишком занимал мои мысли. Я думала: «Он немного зарвавшийся, довольно высокомерный и, бесспорно, храбрый».

На Фелисити Милтон тоже произвел впечатление. Я заметила, что в его присутствии она немного нервничала. На нее он тоже оказывал воздействие.

Теперь, когда мисс Картрайт покинула нас, самым разумным для меня было перебраться в каюту Фелисити, оставив мою спутницу-австралийку в одиночестве.

Так я и сделала. Проживание в одной каюте сблизило нас, и постепенно наши отношения изменились.

Мы часто лежали на своих койках: Фелисити — наверху, я — внизу — и разговаривали, пока не засыпали. Я обнаружила, что некоторая сонливость и мягкое покачивание корабля больше располагают к доверительной беседе, чем сидение днем на палубе.

В конце концов, Фелисити рассказала мне о своих страхах.