В этом году нянюшка, не особенно утруждаясь, готовила к показу «соломенного человека». Для нее это был идеальный номер: в меру смешной, в меру поучительный и вовсе не такой трудный, как могло показаться со стороны. Он как бы говорил, что нянюшка с радостью поучаствует в Испытаниях, но отнюдь не собирается претендовать на победу.

«Проклятье!» – подумала нянюшка. Она так надеялась проиграть свистящей лягушке. Долгими летними вечерами она с удовольствием слушала ее красивые мелодии.

Нянюшка сосредоточилась на выступлении.

По стерне зашуршали соломинки. Требовалось лишь умело управлять ветерками, бродившими по полю. Направим немного туда, потом сюда, закрутим спиралькой вверх и…

Нянюшка попыталась унять дрожь в руках. Она проделывала этот трюк тысячу раз и могла не глядя завязать из соломы хоть чертов узел. Но перед глазами стояло лицо Эсме Ветровоск, сидящей возле бадьи, и ее недоуменный обиженный взгляд, обращенный к подруге, готовой в тот момент на убийство…

На мгновение ей удалось должным образом слепить ноги и наметить контуры головы и рук. Со стороны зрительниц раздались приглушенные аплодисменты. Но прежде чем нянюшка заставила существо сделать первый шаг, случайный вихрь подхватил его и разметал по земле кучей бесполезной соломы.

Лихорадочно жестикулируя, она попыталась поднять свое творение, но тщетно. Соломенный Человек шлепнулся о землю, запутался в руках и ногах и окончательно затих.

Вновь послышались аплодисменты – но в этот раз совсем жидкие и тревожные.

– Простите… сегодня ничего не получается, – пробормотала она, покидая поле.

Судьи собрались на совещание.

– По-моему, лягушка отлично справилась, – сказала нянюшка как можно громче.

Ветер, только что доказавший свою строптивость, задул резче. То, что можно было назвать «психическим мраком бытия», усугубилось реальными сумерками.

В дальнем конце поля темнел высокий силуэт будущего костра, но зажечь его пока ни у кого не хватало духу.

На поле остались лишь ведьмы, обычный люд почти весь разошелся по домам. День давно утратил всякую прелесть.

Кружок судей разошелся, и к встревоженной толпе двинулась госпожа Увертка с застывшей, словно восковой улыбкой.

– Что ж. Решение далось нелегко, – объявила она нарочито веселым голосом. – Число участниц сегодня побило все рекорды, так что перед нами встал действительно сложный выбор…

«Между мной и лягушкой, которая потеряла свисток и застряла лапкой в банджо», – подумала нянюшка, искоса взглянув на лица своих сестер по ведьмовству. Некоторых из них она знала лет шестьдесят. Если бы нянюшка имела привычку читать, то сейчас бы читала их лица как книги.

– Мы все знаем, кто победил, госпожа Увертка, – сказала она, прервав поток славословий.

– Что ты имеешь в виду, госпожа Ягг?

– Здесь нет ни одной ведьмы, которая бы выступила как надо, – ответила нянюшка. – Большинство из них даже купили талисманы на удачу. Подумать только: ведьмы покупают талисманы!

Некоторые из женщин стыдливо потупились.

– Не понимаю, почему все так боятся девицу Ветровоск! Мне вот совершенно не страшно! Вы что, вообразили, будто она вас всех околдовала?

– Ага, и, судя по всему, довольно крепко! – сказала нянюшка. – Послушай, Летиция, давай уже признаем, что сегодня победительницы нет. Уж больно убого мы выступили. И все это прекрасно видели. Так что давайте просто разойдемся по домам, хорошо?

– Конечно же, нет! Я заплатила десять долларов за этот кубок и собираюсь вручить его…

Вянущие листья зашуршали на деревьях.

Ведьмы сбились в тесную кучу.

Заскрипели и затрещали ветки.

– Это ветер, – сказала нянюшка Ягг. – Всего-навс…

И тут все увидели матушку. Она появилась так, словно все время была здесь, просто никто ее не замечал. У матушки был дар отступать на второй план.

– Я просто захотела посмотреть, кто победил, – объяснила она. – Похлопать вместе со всеми, поздравить и так далее…

Летиция двинулась на матушку, вне себя от ярости.

– Ты что, залезла в чужие головы? – взвизгнула она.

– Да как бы я это сделала, госпожа Увертка? – кротко возразила матушка. – При стольких-то амулетах!

– Ты лжешь!

Нянюшка Ягг услышала, как ведьмы со свистом втянули воздух сквозь зубы, а громче всех – она сама. Ибо главное достоинство ведьмы – ее честность.

– Я не лгу, госпожа Увертка.

– Значит, ты отрицаешь, что решила испортить мне день?

Некоторые ведьмы, стоявшие с краю, опасливо попятились.

– Я признаю, что мое варенье не всем пришлось по вкусу, но я бы никогда… – начала матушка самым миролюбивым голосом.

– Ты на всех навела чары!

– …я хотела помочь, спроси кого угодно…

– Ты все испортила! Просто признай! – голос Летиции стал пронзительным, как крик чайки.

– …и уж конечно же, я не…

От сильной пощечины голова матушки мотнулась в сторону.

Все испуганно замерли, затаив дыхание.

Медленно подняв руку, матушка потерла щеку.

– Добилась своего, да?! – истошно взвизгнула Летиция.

Нянюшке показалось, что звук ее вопля прокатился эхом по горам.

Кубок выпал из рук председательницы и с хрустом прокатился по траве.

Затем все разом пришло в движение. Две ведьмы выступили из толпы, положили руки на плечи Летиции и мягко, но настойчиво оттащили ее от матушки. Госпожа Увертка сопротивляться не стала.

Все остальные ждали, что предпримет матушка Ветровоск. Наконец, она подняла голову.

– Надеюсь, с госпожой Уверткой все в порядке, – сказала она. – Мне показалось, что она немного… не в себе.

Настала гробовая тишина. Нянюшка подобрала с земли упавший кубок и постучала по нему указательным пальцем.

– Хмм… – протянула она. – Кажется, всего лишь посеребренный. Бедняжку ограбили, если она заплатила за него десять долларов. – Нянюшка бросила кубок мамаше Бивис, и та ловко поймала его на лету. – Вернешь ей завтра, Бивис, хорошо?

Мамаша кивнула, стараясь не встречаться с матушкой взглядом.

– И все же нельзя, чтобы это испортило нам праздник, – любезно сказала матушка. – Давайте завершим день как положено! По нашим традициям: печеной картошкой, жареными зефирками и старыми сказками у костра. Давайте простим друг друга. А кто старое помянет – тому глаз вон.

Нянюшка почувствовала, как над полем развернулся веер внезапного облегчения. Ведьмы ожили, сбросив чары, которых на самом деле и не было. Спины выпрямились, глаза засверкали, возникла даже небольшая толчея, когда все разом устремились к седельным сумкам, притороченным к метлам.