– Да, я помню это и доверяю тебе.

– Тогда возьми с собой свою тетрадку и пойдем со мной.

За тетрадкой Олегу пришлось сбегать в машину. В последнее время он постоянно таскал ее с собой и записывал свои новые ощущения и свой новый опыт. Когда Олег вернулся, Михаил повел его по коридору в дальнюю часть дома. Коридор закончился лестницей, ведущей вниз, в цокольное помещение. В одной части цоколя находилась баня, в другой части Олег еще не был. Коридор, ведущий в нее, был отделан природным камнем. На стенах висели бра в виде факелов. Михаил прошел в конец коридора, где открыл дверь, сразу за которой оказалась штора из темно-красного бархата. Откинув штору, Михаил и Олег вошли в помещение, в котором медленно зажегся приглушенный свет. Его хватило, чтобы увидеть, что это помещение домашнего кинотеатра мест на пятьдесят. Удобные кресла, выстроенные в виде амфитеатра, смотрели на небольшую сцену и экран. Олег сел в кресло первого ряда.

– Скажи, Олег, у тебя есть музыка, какая-нибудь группа, которая проходит через все твою сознательную жизнь?

– Да, пожалуй, есть, «Depeche Mode», – ответил Олег.

– Что ж, это тоже кое-что объясняет. Сейчас я поставлю тебе ее, чтобы ты сконцентрировался на своем прошлом. Тебе нужно будет мысленно идти в обратном направлении. Я включу экран, на котором будет идти в расфокусированном виде какой-нибудь фильм. Не пытайся вглядываться в экран, это бесполезно, ты там ничего не увидишь. Главный фильм будет происходить у тебя внутри. Это будет фильм о твоей собственной жизни, но он будет развиваться в обратном направлении, от настоящего в прошлое. По ходу всего фильма тебе нужно будет говорить только две фразы: «Я виню себя за то, что…» и «я обвиняю тебя в том, что…». Просто записывай все в свою тетрадь. Когда закончишь, приходи, я буду в каминном зале.

Михаил вышел из помещения. Через минуту свет проектора ударил в экран, а из динамиков послышалась песня «Walking in My Shoes».

Олег мысленно повторял перевод слов песни. Он не переводил текст по ходу, он этого не умел, просто знал наизусть:

«Я рассказал бы вам о том,

Через что я прошел.

О боли, что овладевала мной,

Но этим я смутил бы даже Бога.

О бесчисленных тварях, что возлежали предо мной,

О запретных плодах, что я отведал,

Но, представляю, как бы заколотилось ваше сердце…

А сейчас я не ожидаю абсолютного прощения

За поступки, которые я совершил.

Но прежде, чем вы придете к какому-нибудь

заключению,

Поставьте себя на мое место.

Да вы бы сломались под тяжестью

Гнета, который я взвалил себе на плечи,

Если бы оказались на моем месте,

Если бы оказались на моем месте…»

Олег хотел спросить, как Михаил смог подобрать как раз ту песню, которая максимально соответствует его состоянию, но Михаил уже вышел.

На экране начали плясать расфокусированные кадры какого-то фильма. Олег пытался понять, что на них происходит, но это было нереально.

Он взял свою тетрадку (вспомнил про Оксану и улыбнулся). Каждое кресло было оборудовано портативным столиком с лампочкой, все это было, вероятно, предназначено для того, чтобы освещать меню, когда сюда приглашались гости, и гостям приносили угощение официанты. Раскрыв тетрадку и положив ее на стол, он откинулся назад, пытаясь сконцентрироваться… или, наоборот, расслабиться, и начал прокручивать свою жизнь назад.

Он мысленно представил тот день, когда впервые очутился у ворот Михаила, и запустил время назад. Его мысли плыли в обратном порядке, как в старом клипе группы «Enigma» под названием «Return to innocence».

…Теплый зал, удобная поза… Мерные блики света и знакомая музыка. В какой-то момент Олег перестал понимать, спит он или бодрствует… Он так устал за последнюю неделю, что организм решил как-то все по-своему. На сознательно задаваемые вопросы ответы стали приходить в виде ярких сновидений.

Он видел сон, в котором мимо него проходили его друзья, коллеги по работе, близкие, клиенты… Никому из них ему не хотелось сказать: «Я обвиняю тебя в том…» или «я виню себя за то…»

Герои его фильма появлялись улыбающимися и счастливыми и быстро исчезали, уступая место новым, точнее, более старым…

Внезапно он увидел лицо Валерии с презрительной улыбкой. Она тоже хотела пролететь мимо, но он посадил ее усилием воли на стул и сказал ей в глаза: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!»

Он вдруг понял, что они находятся с ней в больничной палате, оба лысые и бледные, но почему-то в палате играет музыка. Она играет так громко, что он не слышит даже своего голоса. Она тоже не слышит его, а лишь дерзко улыбается. Повысив голос, он сказал ей то же самое, но опять не услышал себя. Тогда он встал и заорал что есть сил: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!» Она прислушивалась и улыбалась, а его это начало бесить. Он хотел схватить ее за полы больничного халата, но руки провалились в пустоту…

Что есть сил Олег принялся орать, не слыша себя, но она не уходила. Он начал колошматить руками по больничной койке, кидать все, что попадало под руку, об стены и пол и в этот наглый фантом Валерии. При этом он орал как сумасшедший, и это продолжалось до тех пор, пока ярость его не ослабла. Фантом Валерии растворился, и вдруг он увидел на койке напротив себя… себя. Лысого, в полосатой пижаме, с выпученными глазами. Он вдруг понял, что это и есть главный виновник его бед. Он встал и заорал: «Я виню себя за то, что так невнимателен к своим словам! Я виню себя за то, что так раздолбайски отношусь к своему здоровью и жизни! Я виню себя за свою безответственность! Я виню себя за свою слабость! Я виню себя за свое… самоубийство!» – вдруг вырвалось у Олега, и он увидел в своей руке красный пистолет. Он целился из него в свой фантом и начал нажимать спусковой крючок, но вдруг понял, что дуло пистолета повернуто на него самого… но было поздно, и он увидел вылетающую из дула пулю. Она летела медленно и степенно, крутясь и разрезая воздух, который расходился в сторону по спирали, как вода от винта корабля… Он развернулся и бросился бежать от этой пули. Первые шаги дались очень трудно, и пуля чуть не коснулась его затылка, но с каждым шагом он бежал все быстрее и быстрее. Это становилось все проще и проще, потому что он становился моложе с каждым шагом. Он ускорялся. Вместе с ним ускорялся ход времени. Сначала минутами летели часы, потом дни, потом недели, потом месяцы, потом годы. Он бежал по улицам своей молодости и видел расступающиеся силуэты старых знакомых. Некоторым он махал рукой, с некоторыми здоровался, но боялся остановиться. Он искал дверь, в которую можно свернуть и спрятаться от пули, которая не оставляла его в покое… Вдруг он понял, что бежит по очень знакомому коридору, коридору следственного управления, где он начинал свою карьеру… а вот и табличка с его именем.

Он ворвался в свой кабинет и плюхнулся за свой рабочий стол. На столе дребезжал старый желтый телефон с крутящимся циферблатом, он схватил телефонную трубку и закричал: «Да! Алло!» «Ваш отец умер!» – сказал голос из трубки. «Когда?» – «Сегодня ночью, мои соболезнования».