chitay-knigi.com » Историческая проза » Древний Рим - Владимир Миронов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 222
Перейти на страницу:

Древний Рим

Римлянка

И тогда Рим наводнили толпы женщин (буквально со всей страны). Ревнитель старины Катон «краснел от стыда», пробивая себе дорогу в сенат сквозь толпы древних суфражисток. В гневе он даже сравнивал тех женщин с «тупоголовым и неуправляемым животным», которому ни в коем случае нельзя вручать в руки поводья, ибо оно непременно перевернет колесницу. Видимо, он понимал, что женщина стремится к полной свободе и полноправию. Напрасно Катон взывал к разуму мужчин, угрожая им, что, если те уступят, наступит «век соперничества в одеждах». Ведь тогда дамы захотят покупать вновь и вновь – и этому никогда не будет конца. Хорошо, если на все это у мужа есть деньги. Ну а если их нет?!

Древний Рим

Римские бронзовые обереги и амулеты в виде фаллоса

Тогда найдется другой мужчина, у которого найдутся денежки. Ему возражал трибун Валерий. Защищая богатых рим-ских матрон, он говорил: чужеземки одеваются роскошно, они носят всякие украшения, а почему римлянки не могут себе того же позволить? В конце концов, изящество, украшения и красота – «это достоинства, которыми награждена женщина». И в конечном счете мнение последних возобладало. Против большей свободы нравов и дамских прихотей не возражали прежде всего те мужчины, у которых, видимо, появились значительные источники богатства: из побежденных стран, городов они тащили горы украшений и злата.

Древний Рим

Знак римского публичного дома («К сестрам»)

В итоге уже в I в. н. э., по словам Плиния, римская торговля с Азией стала убыточной, так как отток капиталов из Рим-ской империи примерно в 4–5 раз превысил годовые поступления, что получал Рим от завоеванных им областей Средиземноморья, Галлии, Испании и Западной Азии в период республики. Рим пал, когда женщины и мужчины полностью подчинили страну низким страстям и прихотям. Хотя, разумеется, процесс падения и загнивания Рима длился не одно столетие.

Вообще же римские матроны пользовались гораздо большей свободой, чем гречанки. Рим в любви хотя и делал все то же самое, что и греки или азиаты, но был необузданнее, циничнее, развратнее, откровеннее в своих эротических фантазиях. Об этом недвусмысленно писал Гораций в «Сатирах», приводя типичную сцену:

Когда же ты весь разгорелся и если
Есть под рукою рабыня иль отрок,
на коих тотчас же
Можешь напасть, ужель
предпочтешь ты от похоти лопнуть?
Я не таков: я люблю, что недорого
лишь и доступно…

Достаточно обратиться и к «Сатирикону» («Книге сатир») Петрония, который описал в ней эпоху Нерона и распространившиеся в обществе нравы, чтобы в полной мере понять всю порочность римской цивилизации. Утверждают, что он «описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвующих в них распутников и распутниц». Он отметил новшества, вносимые ими в каждый вид блуда, отправив послание самому Нерону. Но тут даже официальное звание «законодателя вкуса» не помогло Петронию: пришлось вскрыть себе вены (в наказание за смелость).

Древний Рим

О. Бердслей. Мессалина. Иллюстрация к сатире Ювенала

Римские матроны, типа Мессалины, оставили после себя скандальную память. Ювенал выражал бурное негодование тем, что даже императрица торгует телом в публичном доме. Петроний не жалел красок, описывая их сексуальные забавы: «Женщинам то и подавай, что погрязнее: сладострастие в них просыпается только при виде раба или вестового с подобранными полами. Других распаляет вид гладиатора, или покрытого пылью погонщика мулов, или, наконец, актера, выставляющего себя на сцене напоказ». Гораций называл римские лупанарии «дурнопахнущими», что говорит о том, что там, вероятно, не всегда сохраняли чистоту и должную гигиену. Сенека отмечал (видимо, зная из собственного опыта), что посетитель публичных домов уносил их запах на себе. Однако ни запах, ни необходимость нести там немалые расходы, делая дамам подарки, не останавливали мужчин. В «дома радости» толпами устремлялись солдаты, офицеры, торговцы, студенты, гладиаторы, знатные матроны и даже почтенные господа сенаторы. Овидий в знаменитых «Метаморфозах» описывает картину любви дочери Мирры к отцу Киниру. Дочь, словно в безумии, хочет отдаться отцу и уже готова покончить жизнь самоубийством, когда ее кормилица решается удовлетворить ее похоть:

Деву уже подвела и вручает, —
«Бери ее! – молвит, —
Стала твоею, Кинир!» – и позорно
тела сопрягает.
Плоть принимает свою
на постыдной постели родитель,
Гонит девический стыд,
уговорами страх умеряет,
Милую, может быть, он называет
по возрасту «дочка»,
Та же «отец» говорит, —
с именами страшнее злодейство!
Полной выходит она от отца;
безбожное семя —
В горькой утробе ее, преступленье
зародышем носит.
Грех грядущая ночь умножает,
его не покончив.
И лишь когда наконец пожелал,
после стольких соитий,
Милую он распознать, и при свете
внесенном увидел
Сразу и грех свой и дочь, разразился
он возгласом муки
И из висящих ножен исторг
блистающий меч свой.
Мирра спаслась; темнота
беспросветная ночи убийство
Предотвратила. И вот, побродив
по широким равнинам,
Пальмы арабов она и Панхаи
поля покидает.
Девять блуждает потом
завершающих круг полнолуний…

Далее девушка умоляет богов отказать ей в жизни и смерти. Боги откликаются на ее просьбу и превращают ее в драгоценное древо, источающее благовонные капли. Мирра навсегда входит в пантеон героев – «и века про нее не забудут». История могла бы быть воспринята как литературный прием, в мифологическом духе, если бы не примеры из жизни самого Августа. Вспомним, что Калигула, по словам Светония, обвинял свою мать Агриппину (дочь Агриппы) в том, что та появилась на свет в результате инцеста Октавиана Августа с его дочерью Юлией. И пусть последняя история является, вероятно, следствием искаженного пересказа чьей-то шутки (прах матери Калигулы ясно указывает на то, что она дочка Марка Агриппы и внучка Божественного Августа), ее появление говорит о многом. Развратные нравы прочно вошли в плоть и кровь Римской империи. Прибежищем порока (ирония судьбы) стал даже дом первого лица государства – самого Августа.

Древний Рим

Юлия, дочь императора Августа

Веллей Патеркул, близкий друг и доверенное лицо Тиберия, писал… Буря, рассказ о которой ввергает в стыд, а воспоминание внушает ужас, разразилась в собственном доме Августа. Дочь Юлия, презрев волю отца и мужа, окунулась в жуткое распутство и разврат, не упустив ничего из того, что (только) может испробовать женщина. Высоту ее положения она измеряла свободой делать всё, что только ей вздумается, и «полагала, что имеет право удовлетворять любые свои прихоти». Сенека, вспоминая о событиях, имевших место в Риме за 50 лет до него, писал: «Божественный Август отправил в ссылку дочь, бесстыдство которой превзошло всякое порицание, и таким образом обнаружил перед всеми позор императорского дома, обнаружил, как целыми толпами допускались любовники, как во время ночных похождений блуждали по всему городу, как во время ежедневных сборищ при Марсиевой статуе его дочери, после того как она, превратившись из прелюбодейки в публичную женщину, с неизвестными любовниками нарушала законы всякого приличия, нравилось избирать местом для своих позорных действий тот самый форум и ростры, с которой отец ее объявлял законы о прелюбодеяниях». Так дочери и сыновья губят то дело, которому служили их родители. Они первыми и ниспровергают законы. Поэтому дети правителей, наследники империй являются самыми опасными их врагами.

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 222
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности