— Может, что-то и есть, — уныло сказал Терри Гримм. — Надо посмотреть в кладовке, хотя на многое я бы не рассчитывал. Я давно предупреждал Чарли, что он делает слишком мало дубликатов. — Он посмотрел на Шивон. — Что, жесткие диски тоже пострадали?

— По большей части — нет, только некоторые… Мы привезли их и кое-какие другие материалы с собой — попробуйте, может, вам повезет больше, чем нам.

Гримм пожал плечами:

— Я, конечно, могу взглянуть…

Шивон протянула ключи от машины Гудиру.

— Сходите принесите сюда мешки, — распорядилась она.

Телефон на столе зазвонил, и Хармисон сняла трубку.

— «Риордан студиоз», здравствуйте… — Несколько секунд она слушала, потом сказала: — Мне очень жаль, сэр, но в настоящий момент мы не сможем принять ваш заказ из-за чрезвычайных обстоятельств.

Звукоинженер все еще с надеждой взирал на Шивон, и она сказала негромко:

— Почему бы вам не работать вдвоем? Вы и Хейзл…

Она кивком указала на секретаршу.

Гримм подумал, кивнул и, подойдя к секретарше, жестом попросил передать трубку ему.

— Одну минуточку, сэр… — попросила Хармисон. — С вами будет говорить мистер Гримм.

— Что вы хотели, сэр? Быть может, мы сумеем вам помочь…

Пока он разговаривал, Хармисон подошла к Шивон и встала рядом. Руки ее были по-прежнему сложены на груди, словно она пыталась таким образом оградить себя от новых неприятностей.

— Когда мы были здесь в последний раз, — сказала Шивон, — Терри намекнул, что мистер Риордан записывал буквально все…

Секретарша кивнула:

— Совершенно верно. Однажды мы втроем отправились пообедать, официант принес какое-то дорогое блюдо, которого мы не заказывали, а потом стал спорить… Тогда Чарли достал из кармана маленький диктофон, перемотал пленку, проиграл ему запись и доказал, что это не мы, а он все перепутал.

Воспоминание заставило ее улыбнуться.

— Когда-то и я проделывала нечто подобное, — призналась Шивон.

— Я тоже. Особенно это помогает с водопроводчиками, которые обещают прийти утром, а появляются после обеда, или с людьми, которые утверждают, будто давно отправили чек по почте, хотя на самом деле… — Лицо секретарши снова сделалось несчастным, и она всхлипнула. — Мне очень жаль Терри. Он вкалывал не меньше Чарльза, может быть даже больше него, а теперь…

— Над чем вы сейчас работаете?

— В основном над рекламой для радио. Есть еще парочка аудиокниг… ну и конечно, над проектом для парламента.

— Каким проектом?

— Вы ведь знаете, что парламент каждый год проводит Фестиваль политики?

— Честно говоря, нет.

— И немудрено — ведь у нас фестивали по любому поводу. В этом году парламент нанял какого-то ультрасовременного художника, который взял на себя оформление фестиваля. Этот парень специализируется на видеоинсталляциях, но ему нужно было звуковое сопровождение.

— Значит, вы записывали что-то и в парламенте?

— У нас несколько сот часов записи. — Хармисон показала на многочисленные записывающие устройства в углу. — Мы… — и тут Гримм несколько раз щелкнул пальцами, привлекая ее внимание.

— Я сейчас снова передам трубку моей помощнице, — сказал он звонившему. — Она скажет, когда вам лучше подъехать.

Хармисон уже склонилась над столом и с сосредоточенным видом раскрыла ежедневник. Лицо ее казалось спокойным, голос звучал уверенно и не дрожал. Должно быть, подумала Шивон, причиной столь внезапной метаморфозы было то, что Гримм произвел Хейзл из секретарш в помощницы. Другого объяснения она сейчас подобрать не могла.

Вернувшись в свое кресло за пультом, Гримм с признательностью кивнул Шивон.

— Спасибо за подсказку, — проговорил он. — А то мы здесь немного растерялись…

— Мы с Хейзл говорили о Фестивале политики.

Гримм красноречивым жестом воздел руки к потолку.

— Это был настоящий кошмар. Художник-авангардист, которого они наняли, и сам не знал, что ему надо. Этот парень метался между Женевой, Нью-Йорком и Мадридом, а нам присылал только коротенькие мейлы и факсы. Помню, один раз он потребовал записать ему парламентские дебаты, но при этом хотел, чтобы они непременно были «горячими». Мы побывали, наверное, на всех заседаниях одного из комитетов, записали несколько экскурсий, интервью с посетителями… Этот болван художник не говорил ничего конкретного, а потом вдруг заявил, что мы не сделали того, чего он от нас хотел. К счастью, мы сохранили все его письма…

— А Чарли записал все встречи и телефонные переговоры с этим субъектом, — добавила Шивон.

— Как вы догадались?

— Хейзл сказала.

— Так и было. И представьте, этот деятель был в восторге!.. То есть я хочу сказать — большинству людей не очень-то нравится, когда их тайком записывают на пленку, понимаете?..

— Понимаю, — сказала Шивон.

— Но наш оформитель неожиданно решил, что это дьявольски смешно.

— Как я поняла, это будет довольно большой проект?

— Да, но он уже почти завершен. Я смонтировал почти два часа записи, и заказчик пока доволен. Он собирается использовать нашу работу в качестве звукового сопровождения для своей инсталляции, которая, разумеется, будет демонстрироваться в здании парламента.

Гримм пожал плечами, каким-то непостижимым образом выразив этим жестом свое отношение ко всем современным художникам разом.

— Как его зовут, этого Леонардо от видеоискусства?

— Родди Денхольм.

— И он живет в Шотландии?

— У него есть квартира в Нью-Тауне, но он там редко бывает.

Зажужжал интерком у входной двери — это Гудир принес пленки и цифровые диктофоны.

— И что, по вашему мнению, здесь может быть интересного? — спросил Гримм, разглядывая пластиковые пакеты, которые констебль поставил на пол возле стола секретарши.

— Честно говоря, я сама не знаю, — откровенно призналась Шивон.

Хейзл Хармисон закончила разговор с клиентом и теперь разглядывала полупрозрачные мешки с выражением отвращения и болезненного любопытства. Ее опять затрясло, и, хотя она крепко обхватила себя руками за плечи, это больше не помогало.

— Ты назначила встречу на сегодня или на завтра? — спросил Гримм, надеясь отвлечь внимание Хейзл.

— На завтра, на д-двенадцать часов.

— Эти записи, которые вы сделали в парламенте… — вмешалась Шивон. — Вы сказали, что записывали заседания одного из комитетов. Не подскажете, какого именно?..

— Комитета по возрождению городов, — ответил Гримм. — Я бы, впрочем, не сказал, что на этих заседаниях кипят такие уж серьезные страсти.