О проживании Пушкиных в этом районе в 1829 году ничего не известно. Известно со слов А. П. Керн[506], что у Семёновского моста (в этом же приходе) проживали Пушкины в 1827 году.

Вместе с тем имеются указания, что в 1828 году Пушкины проживали в Свечном переулке в доме Касторской[507]. Продолжая наши разыскания истинного места жительства Павлищевых в 1828, 1829 и 1830 годах, также проверяя сведения о месте жительства Пушкиных в 1828 году, нам удалось установить, что в 1828 году в приходе Владимирской церкви (что в Придворных слободах) числятся «Г-на Павлицева» крепостные: Параскева Никитина 24 лет и Агриппина Михайлова 21 года, а в 1829 году «Г-на Павлицова» крепостной Пётр Михайлов 18 лет.

Фамилии «Павлицев» и «Павлицов» есть не что иное, как искажённая фамилия Павлищева. Это обстоятельство подтверждается прежде всего тем, что приведённые крепостные — наши старые знакомые.

Агриппина Михайлова и Пётр Михайлов известны нам как крепостные Пушкиных по селу Михайловскому, значившиеся в ревизских сказках 1816 и 1833 годов[508]. Агриппина (Аграфена) Михайлова — дочь Михайлы Григорьева, которой в 1816 году значилось 10 лет. Пётр Михайлов — сын Михайлы Калашникова, управляющего Пушкиных. Ему в 1816 году значилось 3 года, а в 1833 году — 21 год. Параскева Никитина, вероятно, дочь того же Никиты Тимофеевича.

Примирение Пушкиных с дочерью состоялось, видимо, довольно скоро. 25 января 1828 года состоялся брак Ольги Сергеевны с Павлищевым, и уже 18–24 марта Павлищевы располагают дворовыми людьми Пушкиных.

Но всего убедительнее то, что, идя далее, мы находим в том же приходе в 1830 году запись «Коллежский ассесор Николай Иванович Павлищев 29 лет» и там же «Г-на Пушкина» та же «девица Агриппина Михайлова 26 лет» и «Г-на Пушкина человек Никита Тимофеев 53 лет».

Установив проживание Павлищевых весной 1828 года в приходе Владимирской церкви (на какой улице и в каком доме, пока нам не известно), нам посчастливилось найти в метрической книге того же прихода за 1828 год следующую запись: № 73 от 31 июля в части третьей, об умерших:

«5-го класса чиновника Сергея Пушкина крепостная женщина Ирина Родионова 76 старостию иерей Алексей Нарбеков. В Смоленской».

Идя далее в наших разысканиях, мы могли обнаружить и запись церкви «Смоленския Божия Матери, что на Васильевском острове при кладбище», того же 31 июля:

«Ирина Родионова дому 5-го клас чиновника Пушкина служащая женщина: л 76 старость владимерской иерей Алексей Норбеков».

Арина Родионовна умерла, как и родилась, крепостной.

Возраст Арины Родионовны указан в записи неправильно, она родилась в 1758 году и умерла 70 лет от роду.

Следовательно, умерла Арина Родионовна не в конце июня 1828 года, а 31 июля этого же года, и не в доме Дмитриева в Большом Казачьем переулке, а в неизвестном нам пока доме в Придворных слободах, ныне район проспекта Нахимсона. Похоронена не на Больше-Охтенском, а на Смоленском кладбище.

Удивительно, что С. И. Опатович в своём «Описании Смоленского кладбища в СПбурге», опубликованном в 1873 году, не упоминает о захоронении няни Пушкина на этом кладбище[509]. Даже к тому времени не было известно, на каком кладбище она погребена.

Но ещё более удивительно, что о месте захоронения Арины Родионовны ничего не было известно сыну Ольги Сергеевны (умершей в 1868 году) — Льву Николаевичу Павлищеву (рожд 1834 года), к которому И. Щеглов в своё время обращался по этому поводу.

Установление даты смерти Арины Родионовны должно повести к другому чтению и пониманию приводившейся неоднократно разными авторами записи поэта в тетради № 2371, л. 16 об. Самую дату записи должно читать не 25 июня, а 25 июля. Крестик рядом со словом «Няня» надо понимать как отметку, что она умерла. Запись об опере «Elisa е Claudio» имеет в виду спектакль 27 июля.

Написанный в рукописи поэта в конце записи жирно слог «Ня» можно понимать как намерение поэта отметить смерть няни или как начало заглавия какого-то поэтического ей посвящения.

Возможно, что поэт записал первоначально необходимость посетить её больную, а после хотел отметить её смерть, но, не дописав, поставил крестик к прежней записи.

Не случайно запись поэта от 25 июля находится рядом с наброском «Волненьем жизни утомлённый». Они тематически и хронологически связаны между собою.

Лишь 28 июля 1828 года Николаем I было утверждено заключение Государственного совета по делу о распространении Пушкиным в списках стихов из «Андрея Шенье», понятых как стихи о декабрьском восстании. По этому заключению утверждён был негласный полицейский надзор за поэтом и отобрана от него подписка, что до рассмотрения цензурой он обязуется своих произведений в рукописи никому не сообщать. Но уже к этому времени против поэта было возбуждено другое дело, о принадлежности ему «Гавриилиады».

(«Предчувствие», 1828 г.)

Такова была обстановка, в которой поэт переживал горечь утраты своей няни и друга.

Только указанными и продолжавшимися тревогами в жизни поэта и его последующими частыми и продолжительными отъездами из Петербурга можно объяснить, что могила няни оказалась забытой и уже через полтора года затерянной.

Жизнь Ольги Сергеевны была также не лишена треволнений: сначала из-за временного разлада с родителями, на почве выбора ею друга жизни и тайного от них венчания, а затем из-за начавшихся ссор с мужем, приведших уже в 1830 году к временному разрыву.

Следует отметить, что на кладбищах к могилам незнатных особ, тем более крепостных, не проявляли никакого внимания, и оставленная без присмотра могила няни оказалась вскоре затерянной.

Вместе с тем надо придти к выводу, что Ольга Сергеевна Павлищева поселилась в доме Дмитриева гораздо позже 1828 года — после того, как она в первый раз разъехалась с мужем (1830 г.), и если мы не встречаем в приходе Введенской церкви её дворовых в 1831 и 1832 годах, то лишь потому, вероятно, что в связи с отсутствием самого Павлищева дисциплина в доме Ольги Сергеевны сильно пала, а сами слуги — молодые Груша и Пётр — не были склонны ходить на исповедь в церковь.