— Естественно, в конечном счете кокаин погубил ее, — продолжал Драйер, явно забывший о том, что происходит снаружи. — Она начала спать с теми, кто мог достать ей кокаин, позже она стала красть — для начала драгоценности своих друзей. Дважды она сталкивалась с полицией. Мы надеялись, это может заставить ее прекратить, но нет. После этого она стала подделывать имя моего отца на чеках. Постепенно она превратилась в отчаянную и изможденную гарпию. — Он взглянул на Алису. — И чем хуже ей становилось, тем больше я ненавидел тебя, — проговорил он.

На какое-то ужасное мгновение Алиса вернулась в те времена, когда она была в услужении в богатом доме Вены, вспомнила, что это сын хозяина, что она должна знать свое место, уважать и слушаться этого человека. Но Лукреция властно и раздраженно сказала: «Вздор! Это задиристая скотина, я ничего ему не должна, и я отказываюсь быть запуганной им».

Поэтому когда она наконец прервала молчание, заговорила именно баронесса.

— Все это полная чушь, Лео. — «Да, зови его Лео, напомни ему, что вы теперь на равных». — Ты ведешь себя так, как будто мы — персонажи викторианской драмы, — говорила Лукреция. — Все эти нелепые разговоры о том, чтобы отомстить женщине, которая навредила твоей сестре... Все это похоже на «Ист Лини»[9].

Фраза звучала достаточно презрительно, но внутри Алису парализовала паника. Я заперта в машине с влиятельным мужчиной, который ненавидит меня и почти наверняка везет в какой-нибудь лагерь, а я говорю ему, что он ведет себя как негодяй из викторианской драмы! Интересно, я в своем уме?

— Мне очень жаль, что все так случилось с Ниной, — сказала она, — но это не моя вина, что она стала наркоманкой. Я не крала у нее Конрада, на самом деле я понятия не имела, что твой отец намеревался выдать ее за него замуж. — Пауза. — Я признаю, что вела себя не слишком хорошо в ту ночь, но множество девушек теряют любимых и выживают. У Нины были красота, деньги и положение. И любящая ее семья. — Она отклонилась на спинку сиденья и внимательно посмотрела на Драйера. — Девять лет назад я заявила при свидетелях, что ты пытался соблазнить меня и что я отказалась. Конечно, ты уже не злишься из-за этого, Лео? Такое незначительное событие, правда? Или, может быть, для тебя оно не было незначительным. Может быть, оно было для тебя важным.

Его глаза сузились от злости, но он почти тут же овладел собой. Было довольно жутко видеть этого железного человека, который подавлял самого себя у нее на глазах. Стальным тоном Драйер проговорил сквозь зубы:

— Я имею полное право отвезти тебя в трудовой лагерь. Гиммлер приказал, чтобы все евреи были изолированы.

— Я не еврейка, — тут же отозвалась Алиса.

— Среди столь многих никто этого не заметит. И у тебя как раз тот цвет волос.

Невероятно, но его рука потянулась, чтобы коснуться ее волос. Когда она вздрогнула, он улыбнулся.

— И, — сказал Лео Драйер, — если ты попытаешься протестовать и говорить, что тебя арестовали по ошибке, среди множества протестов твой никто не заметит. В любом случае ты жила с евреем все эти годы. Ты родила его ублюдка.

— Однажды ты заплатишь за эти слова, — ответила Лукреция скучающим тоном.

Она снова попыталась увидеть, что происходило на улице. Потом повернулась к Лео и резко спросила:

— Что-то происходит там, да? Все эти люди кричат, везде солдаты. Что бы это ни было, ты использовал это в качестве прикрытия, чтобы добраться до меня...

— Да, кое-что происходит, — сказал он. — Прошлой ночью правительство Германии устроило еврейский погром. — Он остановился, наблюдая за ее реакцией. — Я вижу, ты знаешь, что значат эти слова.

— Массовые убийства, — ответила Лукреция, и совсем иной, новый ужас сковал ее. — Организация массовых убийств.

— Да. Интересное заимствование — из России. Использовалось, конечно же, когда в России в начале века стали широко распространены еврейские погромы.

Он отклонился назад и приподнял, чтобы посмотреть на улицы, брезентовую покрышку, прикрывающую бока машины.

— Мы сжигаем синагоги, — говорил он. — Во всех городах Германии и Австрии мы уничтожаем все еврейское: магазины и фирмы, принадлежащие евреям, свитки Торы, которые находим, и все молитвенники. Ты видишь, как небо освещено пламенем? Вон там, на западе?

Он смотрел на улицы, и его внимание отвлеклось от пленницы. Может быть, это был тот момент, когда надо резко выпрыгнуть из машины? Нет. Эти солдаты в шлемах и со щитами все еще ехали на одном уровне с ними. Она не пробежит и пяти ярдов.

Когда Драйер опустил брезент, она спросила:

— Куда ты меня везешь? — («Пожалуйста, скажи „Дахау“, злобная сволочь, потому что это по крайней мере будет значить, что мы с Конрадом будем вместе, и, возможно, у нас будет шанс выбраться из Германии вместе...»)

— Тебя везут в небольшое место под Веймаром, — сказал Драйер. — Это очаровательная часть Восточной Германии, довольно близко от границы с Чехословакией. Миниатюрные замки на берегу реки, хвойные леса и тропы древнего королевства Тюрингия.

— О да, — холодным вежливым тоном проговорила Лукреция, — Бавария и Богемия. Дом самых жестоких сказок. Дровосеки в полнолуние превращаются в крадущихся волков, а принцесс запирают в башнях без дверей. Сумасшедшие закалывают невинных людей всю ночь, а потом прячут это под приятным названием «хрустальная ночь».

Драйер слегка улыбнулся:

— Ты всегда была в чем-то романтична. Но при этом у тебя всегда наготове коготки.

— Если бы у меня были коготки, я бы использовала их, чтобы выцарапать тебе глаза, уж поверь мне, Лео.

— Правда, Альрауне? — очень мягко сказал он. — Не смотри на меня так. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Последняя сцена. Альрауне выслеживает человека, который создал ее. Она выкалывает ему глаза, а потом приносит его в жертву. Ты бы хотела сыграть Альрауне со мной в роли профессора, правда? Ты бы хотела погрузить свои коготки в мои глаза. Ты бы уж точно не упустила такой шанс.

— Не рассчитывай на это, — холодно проговорила Лукреция. — Что это за место, в которое ты меня везешь? Где бы оно ни было, я не буду там вечно.

— Нет. Но тебе понравится Веймар. И он имеет довольно много культурных ассоциаций. Гете жил там какое-то время, а еще Франц Лист и Бах. К сожалению, как бы то ни было, ты почти не увидишь города.

— По-моему, ты забываешь, что меня хорошо знают в Вене? Люди будут искать меня...

Но когда она говорила это, она знала, что уже сожгла свои корабли. Если бы люди собирались искать Лукрецию фон Вольф, они бы сделали это гораздо раньше. Но, даже несмотря на это, она продолжила:

— Будут задавать вопросы. Ты же не думаешь, что сможешь уйти безнаказанным.

— Я смогу, — ответил он. — Сегодня мы здесь хозяева. Сегодня, баронесса, я могу делать все что хочу.