разогрева срываюсь прочь.

— Выбр̀ался, ник та мэр̀! — воскликнул я и свернул в Михайловский сад.

Мост через Мойку однозначно подорван, поэтому даже не пытаюсь проверять, что там и как.

Непривычно, балясина винтажная, ехать по пешеходным дорожкам общественного парка на машине! Но ГАИ меня не остановит, а добропорядочные граждане, скорее, откусят от меня что-нибудь, чем накатают заявление!

Тележки с мороженым и фастфудом гнили себе спокойно с самого первого дня апокалипсиса, но тут их было немного — весна всё-таки. И теперь, когда всё уже случилось, появиться новым тележкам не суждено. Дети сюда тоже больше ходить не будут, а если и будут, то точно не ради мороженого или хот-догов с кетчупом и майонезом…

Выезжаю через открытые ворота парка прямо на набережную канала Грибоедова и вижу перед собой величественный Спас на Крови.

Александр II, если смотреть непредвзято, один из немногих хороших императоров Российской империи. Реформы у него были масштабными, в чём-то правильными, но главное — нацеленными на изменение отчаянной ситуации, всё отчаянье которой император прекрасно осознавал. Но народники взорвали его, уничтожив последнюю надежду на избежание революции.

Александр III и Николай II, реакционеры и контрреформисты, сын и отец, зарубили все либеральные реформы на корню и обрекли империю на закономерную погибель.

Одного хорошего императора не хватило, чтобы империя смогла свернуть с пути к верной гибели.

Я не монархист, не считаю, что при империи жилось лучше, потому что коммунистам не пришлось бы спешно затыкать дыры вообще во всех отраслях, возникшие там задолго до Гражданской войны. Кто-то поёт красивые песни о том, как же там было хорошо, в этой России, которую мы потеряли, но мне верится в это с трудом. Потому что революции на ровном месте не случаются. Даже моя бабуля, хоть и идейная марксистка, признавала, что будь в Российской империи всё так, как описывают краснобаи из телевизора, ни о какой революции не могло бы идти и речи.

Моё личное мнение, как человека, ознакомившегося с рядом позиций по вопросу — Александр II мог бы стать тем человеком, который спас империю, но его взорвали.

Не став любоваться на шедевр русской архитектуры, коим, безусловно, является Спас на Крови, поворачиваю направо и оказываюсь на Конюшенной площади.

Тут куча мертвецов, бредёт по парковке и проезжей трассе, но звук двигателя привлёк всё их внимание и они направились прямиком ко мне.

Даю задний ход и сворачиваю на набережную канала Грибоедова. Тут мертвецов практически нет, но набережка намного уже, чем обычные улицы, поэтому, если из-за угла выйдет мертвецкая толпа, мне останется только разворачиваться и ехать в объятия толпы с Конюшенной площади. Но мы давим педаль в пол, пролетаем через набережную и лихим разворотом выруливаем на Невский проспект.

Следы отступления наших ребят, до конца пытавшихся удержать район, видны повсюду — гильзы хрустят под колёсами и разлетаются в стороны, как и человеческие кости. По такому ехать очень неприятно, меня одолевает мысль о кощунстве, издевательстве над покойниками, но иначе тут не проехать…

Доезжаю до Дворцового моста и вижу, что ехал зря.

— Ну да, ну да, пошёл я нахр̀ен… — произнёс я, увидев разведённый мост.

Со всех сторон мертвецы, вылезают из дворовых арок, из парковой зоны, бредут с дворцовой площади, все на звук двигателя, аномально звучащего в этом нездорово тихом городе.

Не став ждать, пока меня обложат со всех сторон, поворачиваю на Адмиралтейский проспект и мчу к Благовещенскому мосту. Если полковник Краснодубов не соврал, один из мостов был опущен, что открыло мертвецам путь на Васильевский остров. Если не тот мост, то я покойник.

Резкая вибрация телефона в районе бедра заставила меня отвлечься от мрачных мыслей.

— Алло, — принял я вызов.

— Дима, ты где? — спросила Ани.

— Я еду к себе домой, — ответил я. — На машине.

— Ты с ума сошёл?! — воскликнула моя финская фанатка. — Ты соберёшь за собой большое скопление! Они не остановятся, Дима! Они будут идти до тех пор, пока не найдут тебя!

— А что мне делать пр̀едлагаешь, миледи?! — спросил я раздражённо. — Я р̀анен, пешком не пр̀ойду и километр̀а!

— Где именно ты? — обеспокоенно спросила она после недолгой паузы.

— Еду на Благовещенский мост, — ответил я. — Почти там. А ты где?

— Я на Смоленском, — ответила Ани.

Что она забыла на кладбище?

— Что ты там забыла? — спросил я, резко дёрнув машину в сторону, чтобы избежать столкновения с мертвецом.

— Мне надо было посетить одну могилу, — ответила она. — Приезжай сюда!

— Сначала удостовер̀юсь, что мост не поднят, — произнёс я, прикидывая маршрут к кладбищу. — Всё, конец связи, миледи.

— Твой акцент… — произнесла Ани с лукавыми интонациями. — Скоро увидимся!

Завершаю вызов и еду на площадь Труда. Тут полно мертвецов, но они держатся тротуаров и зданий, потому что на дороге ловить совершенно нечего. Ну, так было до того, как приехал я.

Давлю педаль в пол и мчусь к мосту. Мост опущен, полковник не лгал, поэтому есть шансы, что я прорвусь.

Тут на крыше здания, расположенного по левую сторону улицы, показался токсик.

— Ох, мьер̀де! — осознал я, чем всё это мне грозит. — Быстр̀ее, ласточка моя!

Топливо почти на исходе, если верить датчику, но километров на двадцать пути хватит.

Надо отказываться от передвижения на машине, раз пошла такая пьянка, поэтому думать о бензине больше не придётся. Но не сегодня.

Пересекаю мост со скоростью пули, лишь краешком зацепив самого неудачливого мертвеца, отлетевшего от столкновения в фигурную ограду моста. Мне это могло показаться, потому что видел я его долю секунды, но, кажется, сила удара была настолько велика, что мертвеца размазало по ограде в фарш.

Но других столкновений я больше не допустил, свернул с моста и пересёк набережную лейтенанта Шмидта, выехав на восьмую линию, но был вынужден свернуть на Большой проспект, потому что крупное скопление мертвецов двигалось с девятой линии, возможно, по мою душу.

По Большому ехал долго, около четырёх минут — это, в наши скорбные времена, считается долго.

— А что там по р̀адио? — включил я приёмник.

Волна с музыкой шипела помехами, то есть ребят, транслировавших разнородные треки, уже прикончили или они смылись со станции, чтобы заниматься вопросами выживания.

Не глядя, переключаю волны, но большая часть сохранённых радиостанций уже не работала.

«… утверждал и утверждаю — это всё большевики! Неужели вам до сих пор не понятно, что всё это обрушилось на наши грешные головы только потому, что мы предали Царя, продали Отечество и отвернулись от Бога?!»

Вырубаю радио. Почему ребята с музыкой погибли или сбежали, а всякие бесы продолжают