— Да, — ответила она кому-то, быстро работая на пульте. — Закодировано и отправлено. Три-три-шесть закончил. Дез, у нас идет очередная волна. Насколько мы видим, они все уходят из системы. Мой напарник ведет сканирование. Да? Ладно. Мы поменяемся, как только он закончит. Пять секунд. Ухожу со связи. — Она выпрямилась и улыбнулась ему. — Что нашел?

Милт передернул плечами:

— Насколько я могу судить, крупный отказ систем. Реактор остановлен. Жизнеобеспечение едва работает. Экраны дырявые. Что-то странное с двигателями — похоже, отказал двигатель перехода.

— Старье, — сказала Риа, снова ухмыльнувшись. — У нас право на трофеи. Главный корабль дал разрешение. Записи говорят, что премия за находку — наша. Дез хочет обменяться данными сканирования. Давай помаленьку.

— Ладно, — ответил он и снова склонился над пультом.

— Они клюнут? — спросила Корбиньи, отправив „Гиацинт“ прочь от Корабля.

Анджелалти посмотрел на нее из кресла второго пилота:

— Когда у них под самым носом брошенный корабль, стоящий целое состояние?

— Брошенный… Она вздохнула.

— Ты сожалеешь, Корбиньи?

Она без нужды подкорректировала траекторию, хмуро глядя в пульт.

— Мы уже у первой отметки, — сообщила она, не отвечая на его вопрос: пилотирование важнее.

Анджелалти кивнул, делая свою часть работы, и совместными усилиями они выполнили сложный маневр, четко и спокойно выведя корабль в тень третьей планеты, вне зоны наблюдения Синдиката.

— Разве что у них есть глаза, которые планету насквозь видят, — пробормотала Корбиньи.

— И пушки для расстрела или гравилучи для захвата, — насмешливо договорил за нее Анджелалти. Она развернула к нему свое кресло, а он поднял голову и встретился с ней взглядом. — Ненужные тревоги. Синдикат нас не увидит.

— Ты говоришь очень уверенно. Мне надо поверить, что Синдикат слеп, глух и глуп?

Он пожал плечами.

— Достаточно верить в пауков и Арахнидов.

— И в Анджелалти, — покорно добавила Корбиньи, — который вечно что-нибудь мастерит.

Он неожиданно рассмеялся, и в глазах его светилась радость.

— Финчет знает, что делать? Она поморщилась:

— Так он говорит. Если его Книгу написал тот же Провидец, который предсказал тебя…

— Тогда вселенная вот-вот существенно изменится, — закончил он, вводя в свой пульт управления то одну поправку, то другую. — Что заставляет нас принять взгляды Свидетеля. Утешительно, когда предсказания сочетаются.

— Хорошо говоришь! — раздраженно сказала она. — Да вот только Завтрашняя Запись предсказывала, что ты вернешь Экипажу величие! А вместо этого наши спасательные шлюпки разлетаются во все стороны, планетники собираются захватить Корабль и разобрать на трофеи… — Она прикусила губу. — Что такое Экипаж без Корабля, Анджелалти? Какой Капитан, будь он предсказан или избран, бросит в такой момент своих людей, а сам помчится решать проблемы тех, кто с ним не в родстве? Планетников, и к тому же сумасшедших!

Теперь в синих глазах уже не осталось смеха.

— Безумие, как учил меня Эдрет, понятие относительное. Если Биндальчи кажутся безумными Экипажу, то насколько более сумасшедшим должен Экипаж представляться Биндальчи? Спроси Свидетеля. Если осмелишься. Что до помощи людям, которые мне не родня, — так кто мне родня? Эдрет мертв. Шилбан мертв. И Линзер мертв.

Он закрыл глаза, и на лице его появилась гримаса почти страдания. Корбиньи закусила губу, почувствовала, как ее пальцы сами тянутся к его руке — и отдернула их.

— Мои действия послужили началом некоторым событиям. Из-за моих поступков совершились злые дела, — медленно сказал он. — Я стремлюсь исправить то, что испортил. Трезубцу возвращена сила. Я верну его и Свидетеля к Биндальчи, и пусть они тогда изберут нового защитника — и да пошлют им боги победу над Ворнетом.

Он открыл глаза, и у Корбиньи сжалось сердце при виде затаившейся в них глубокой усталости.

— А Корабль и Экипаж… Корабль убивал людей, и я подвиг их на уход, на смертельный риск вместо покорного ожидания смерти. Что еще я мог бы сделать для Экипажа, который кажется мне таким же странным и безумным, каким кажется тебе Свидетель?

Она понятия не имела, что ему на это ответить, только знала, что смолчать не может.

Сигнал сообщил о второй отметке, и они оба повернулись одновременно, защелкали переключателями, думая только о пилотировании и обмениваясь краткими репликами.

Свидетель Телио сидел в Центре Карателя, полузакрыв мечтательные глаза, отрешившись от своих желаний, погрузив ум в пламя транса.

В том трансе явилась ОНА — Убийца Бога, Мать Биндальчи, Трезубцедержица. Ужасная и божественная. Своими руками Она подняла его и унесла прочь, за жалкие стенки из металла. В черную пустоту Она увлекла его, и звезды пылью лежали у Ее ног, а Ее тело охватывало миры. На один из таких миров Она отнесла его, и он стоял на вершине Братской Горы и смотрел на мир, в котором родился.

Но только это оказался не тот мир, каким он его покинул, каким всегда знал: иссохший, песчаный, задыхающийся. Нет. Земля, простиравшаяся от горизонта до горизонта, была зеленой, влажной и здоровой, с серебристыми нитями рек, зеркалами прудов и озер на гобелене ландшафта. Ароматы растений наполняли ноздри, во рту ощущался вкус молодой листвы.

Свидетель Телио смотрел на эту зеленую плодородную землю и понимал, что видит не память, а будущее. Он упал на колени на камни Братской Горы и воздел руки к небесам.

„Мать! — воскликнул он. — Что стало с моей землей?“

Богиня расхохоталась так, что Гора содрогнулась, а Свидетель Телио устрашился.

„Мать! — снова воскликнул он. — Мне приказано Свидетельствовать во всей полноте и вспоминать истинно. Ты сама избрала для меня это дело и забрала мое имя в качестве залога. Подобает ли тебе смеяться над моими вопросами?“

„ДЕРЗОСТЬ. — Ее голос иглами колол ему голову, и он закрыл глаза от мучительной боль. — СКАЖИ МОЕМУ НЫНЕШНЕМУ ВОЗЛЮБЛЕННОМУ, ЧТО ОН ПРИЯТЕН МНЕ. СКАЖИ ЕМУ: СОБЫТИЕ СОДРОГАЕТСЯ“.

И все — только обжигающая вспышка темноты и тошнотворное кружение звезд, и скрежет металла, когда он проскочил сквозь корпус корабля и плюхнулся назад в свое тело.

Он лежал плашмя на холодном металлическом полу, и грудь у него ходила ходуном, а на губах был вкус пота — или крови. Он ощущал вонь своего страха, и душа рыдала в своем одиночестве, стыдясь видеть такой ужас в том, кто давно считался мужчиной. Он пожалел этого мужчину, ставшего ныне безымянным, и вызвал Память о давнем Свидетеле, одном из наиболее почитаемых среди Телио. Это была женщина, и она после возвращения из путешествия с Богиней кусалась и царапалась, так что ее пришлось силой удерживать, чтобы она не нанесла вреда себе и другим. Ее держали связанной несколько дней, пока безумие не миновано и она не вспомнила себя и свои обязанности.