– Ну так и обвенчался бы! – воскликнул с жаром Эдгар. – Ведь ты любишь ее, и она любит тебя. Думаю, епископ Балдуин вас не выдаст. Обвенчаетесь здесь, а потом она будет ждать тебя во Франции.

– Да-да! А я буду воевать и думать, рогат я или еще нет? – ехидно подхватил Луи. – Ах, братец мой, разве ты еще так наивен и не знаешь, что даже самая верная женщина способна изменить при определенных обстоятельствах?

– Я в это не верю.

– И ты встречал верных жен?

– Встречал. Моя мать была верна моему отцу, хотя даже не была с ним обвенчана.

Этот твердый ответ заставил Луи замолчать. Он задумался.

– Право не знаю, Эдгар, как помочь тебе с посвящением в рыцари! – произнес он наконец. – Кажется, после наших здешних подвигов ты имеешь на это полное право, не будь с самого начала такого обмана. И в этом виноват только я один!

Он произнес это с таким жаром и раскаянием, что Эдгар тут же добродушно рассмеялся:

– Да ну, право!.. Разве так уж важно в конце концов, кем я умру – рыцарем или простолюдином? Я бился за Гроб Господень, участвовал в сражениях, как мой великий предок, и это уже означает, что я не напрасно живу в этом мире! И это благодаря тебе, Луи. Так что ни в чем себя не упрекай.

– Значит, ты будешь участвовать в турнире? – лукаво улыбнулся Луи.

– О-ох, опять ты! Ну как, скажи ты мне, как я покажусь на рыцарском турнире после того, как на глазах у половины лагеря орудовал молотом в кузнице? Ведь это позор для рыцаря!

Луи хлопнул себя по голове:

– Ба-а-а! Так не забыть бы напомнить Ричарду Львиное Сердце, что он не имеет права биться с другими рыцарями. Он ведь тоже работал в кузнице, да еще и не мастером, а подмастерьем!..

– Учеником, Луи, учеником! На подмастерье год учиться надо. Хотя Ричарда я бы произвел в подмастерья, может быть, и через полгода: у него очень хорошие способности к нашему ремеслу.

Смеясь и обмениваясь шутками, молодые люди меж тем уже дошли до памятной им твердыни – Проклятой башни. В вечернем свете ее изуродованная громада выглядела еще суровее и мрачнее. Алый свет заходящего солнца обрисовывал контуры башни и неровный излом полуразрушенной восточной стены зловещим кровавым контуром.

Шум праздника, разливавшийся над аркской равниной, почти не доходил сюда – лишь тихо звучала, долетая издали, музыка флейт, порой гулко рокотал барабан, порой доносились всплески веселых выкриков и смеха. И, сливаясь с этим радостным, но далеким гулом, гораздо ближе, где-то за выступами крепостных стен, тихо взлаивали и завывали шакалы, спеша к ночному пиру.

Крестоносцы подобрали и похоронили своих убитых, но собрать тела погибших магометан, попадавших в ров и оставшихся на крепостных стенах, у победителей не был сил, да не было и особой охоты... Что до жителей города, то многие из них пытались найти среди погибших своих близких и порой находили, однако им и подавно было не похоронить всех.

– Идем отсюда! – поморщившись, проговорил Эдгар. – Мерзкое место... Мне и сейчас еще видится эта страшная подземная темница.

– А кстати, – вспомнил Луи, – Ты не спрашивал Седрика: тот старый узник-монах умер?

– Нет! – Эдгар облегченно перекрестился. – И он не старик, как оказалось. Он сказал потом, что ему всего сорок два года. Наш лекарь говорит, что это поразительно крепкий человек – его, наверное, удастся выходить. Но знаешь, после разговора с королем монах Григорий спал целые сутки, а когда проснулся, почти ничего не помнил о видении, которое было ему послано в заточении, и о том, что он предрек Ричарду.

– А что он ему предрек? Я ведь не слышал.

– Я тоже. Мне Седрик кое-что пересказал. Идем, Луи. Расскажу по дороге. Право, мне тошно около этой развалины. И все время мерещатся какие-то стоны, будто тут бродят призраки!

Луи как-то странно посмотрел на молочного брата:

– Видно, и в самом деле бродят! Потому что двоим не может мерещиться одно и то же. Мне тоже кажется, будто кто-то стонет...

Молодые люди прислушались.

В странной вечерней полутишине, нарушаемой отзвуками далекого праздника и взвизгами шакалов, вновь отчетливо прозвучал глухой человеческий стон.

– Вон оттуда! – воскликнул Эдгар, указывая на излом стены справа от башни. – Точно, это там. Наверху.

– Да и я слышу, что там, – согласился Луи. – Но только как мы туда заберемся? Хотя, кажется, по осыпи обломков можно добраться почти до самого провала.

– Можно, – кивнул кузнец. – Но нужно поспешить: мы, остолопы этакие, не взяли с собой факелов, а в темноте по этим глыбам спускаться будет опасно. Пошли!

Юноши решительно миновали ров, невольно кинув взгляд на полуобвалившиеся отверстия подземных ходов, в которых они едва не нашли свою смерть, и стали карабкаться по восточной стене, вернее, по грудам осыпавшихся с нее и с треснувшей башни камней. Это было то самое место стены, на которое рухнул громадный обломок. Подниматься было небезопасно: осыпь расползалась под ногами, не было и надежной опоры для рук. Но оба крестоносца были достаточно ловки и ухитрялись сохранять равновесие, даже когда какая-нибудь глыба выворачивалась из-под ноги или из-под ладони и с шумом катилась вниз.

Оказавшись в обширном углублении, выбитом рухнувшей частью башни, Луи и Эдгар огляделись. Они стояли среди сплошного нагромождения камней и больших каменных глыб. То были осколки башенной стены, прочная кладка которой не рассыпалась до конца, многие камни остались спаяны застывшим на века песочным составом. Слабый стон прозвучал вновь, и теперь они увидели выступающее из-под одной такой глыбы человеческое тело. То был магометанин: молодые люди сразу рассмотрели обмотанную белым тюрбаном запрокинутую назад голову. Глыба придавила человеку ноги до самых бедер.

– Неужели он лежит тут два дня? – изумленно проговорил Луи. – Но и вчера, и позавчера весь день палило солнце – разве можно было выжить?

– В полдень сюда падает тень башни, – заметил Эдгар. – Хотя от этого вряд ли было много легче. Ну что, друг, мы с тобой ведь одолеем вдвоем этот камешек, а?

Осторожно ступая, молодые люди приблизились к лежащему и, ухватив придавивший его обломок с двух сторон, резким рывком приподняли и сбросили его во внутреннюю часть крепости, туда, где терялись в вечернем полумраке улицы Акры.

Тот, кого они освободили от страшного каменного гнета, оказался юношей, почти мальчиком – на его смуглых щеках лишь начал проступать темный пух будущей бороды. Его тело выглядело невредимым, но обе ноги были, скорее всего, сломаны, а по правому виску тянулся узкий кровавый след – падая, он ударился о камни головой.

Юноша вновь застонал и приоткрыл глаза. Они были мутны от боли, но видели. Взгляд раненого скользнул по склонившимся над ним лицам, потом губы шевельнулись, и он что-то хипло прошептал.

– Что он говорит? – Луи растерянно посмотрел на молочного брата. – Если бы понимать по арабски!