Макс внимательно наблюдал за тем, как я разрезаю на коробке шпагат и выдергиваю из нее скобки. Он схватил конец веревки и попытался сунуть его себе в рот. Я положила нож на пол возле дивана и извлекла из коробки маленький стульчик с надписью «Макс» на спинке. «С любовью, бабушка и дедушка», — гласила вложенная в посылку записка. Мне пришло в голову, что у Макса есть еще один дедушка, а возможно, и еще одна бабушка. Вот только встретится ли он когда-нибудь с ними?

Я встала, чтобы выбросить упаковку. И тут мое внимание привлекла маленькая плоская розовая коробочка. Она лежала на самом дне большой коричневой коробки. Я разорвала опоясывающую коробочку золотую фольгу, открыла крышку и увидела изумительный шелковый шарф с рисунком из элементов конской упряжи и серебристых подков. «Это для Пейдж, — прочла я на вложенной в коробочку открытке. — Она тоже заслуживает подарков. Мама». Астрид Прескотт никогда не была моей матерью, и мне было ясно, что она ею никогда не станет. На мгновение мне в голову пришла безумная мысль. А что, если этот прекрасный шарф передала мне через Прескоттов моя настоящая мама, где бы она сейчас ни находилась? Я скомкала тончайший шелк и поднесла его к носу, вдохнув аромат дорогого бутика. Шарф был подарком Астрид. Я это знала, и все во мне трепетало при мысли, что она обо мне вспомнила. Но я решила, что сегодня буду считать, что его прислала мне далекая и незнакомая мама.

Макс, который еще не умел ползать, каким-то образом подкатился к ножу.

— Это ты зря, — сообщила ему я, поднимая его за подмышки.

Он молотил ногами в воздухе, в уголках его рта пузырилась слюна. Я выпрямилась и прижала его к груди, вытянув вперед одну руку, как будто собираясь танцевать с ним вальс. Мы закружились по комнате и впорхнули в кухню. Его голова неуверенно покачивалась на тонкой шейке.

Мы вместе подогрели в кастрюльке бутылочку со смесью. Я давала Максу всего одну бутылочку смеси в день, потому что в глубине души боялась, что женщина из Ла Лече может в любой момент вернуться. Она узнает о моем прегрешении и гневно укажет на меня пальцем. Я капнула немного смеси на руку, чтобы проверить ее температуру. Мы снова закружились по кухне, держа путь обратно в гостиную. Плюхнувшись на диван, я включила Опру и осторожно положила Макса на подушку.

Я всегда так кормила Макса, потому что если я брала его на руки, то он слышал запах грудного молока и иногда отказывался брать соску. Мой сынишка был на редкость сообразителен! Я надевала на него слюнявчик и поудобнее укладывала его на подушке. Таким образом, у меня даже была свободная рука, что давало мне возможность переключать каналы или листать журнал.

Сегодня Опра пригласила на передачу женщин, которые всю беременность даже не догадывались о своем состоянии и узнали о нем только после совершенно неожиданных родов. Я покачала головой.

— Ты только посмотри на них, Макс, — глубоко вздохнув, сказала я. — И где только она разыскала шесть таких дур?

Одна из женщин рассказала, что у нее уже был один ребенок, и однажды вечером у нее начало пучить живот. Она прилегла на кровать и через десять минут обнаружила у себя между ног отчаянно вопящего младенца. Другая женщина сочувственно качала головой. Она ехала в машине вместе со своей подругой. Подруга вела автомобиль, а она сидела на заднем сиденье. И вдруг ни с того ни с сего она родила ребеночка. Он вывалился на коврик у нее под ногами прямо сквозь белье и шорты.

— Они не чувствовали, как ребенок толкается изнутри? — удивилась я. — Они и схваток не почувствовали?

Макс поднял голову, и слюнявчик выпал у него из-под подбородка и сполз на пол. Я вздохнула и на секунду отвернулась от Макса, чтобы поднять слюнявчик. И в этот момент я услышала удар. Это Макс скатился с дивана на пол, по дороге сильно ударившись головой об угол журнального столика.

Он лежал лицом вниз на бледно-бежевом ковре, в нескольких дюймах от ножа, которым я разрезала шпагат на коробке, и дергал руками и ногами. От ужаса у меня перехватило дыхание. Я подхватила его с пола и заглушила крики, прижав его личико к груди.

— О боже, — шептала я, раскачиваясь взад-вперед. — Боже мой!

Но Макс продолжал кричать от боли.

Я отстранилась, чтобы убедиться в том, что ничего страшного с ним не произошло. И тут увидела пятна крови. В крови была и моя рубашка, и красивый новый шарф. Это была кровь моего ребенка.

Я положила Макса на светлый диван, нисколько не заботясь о сохранности обивки, и быстро ощупала его лицо, шею и руки. Кровь шла из носа. Никогда в жизни я не видела так много крови. Других повреждений на его теле не было. Должно быть, он ударился лицом об угол дубового столика. Его пухлые щечки стали красными, как помидор, и он яростно молотил воздух кулачками. А кровь все не останавливалась. Я не знала, что делать.

Бросившись к телефону, я начала поспешно набирать номер педиатра, который знала наизусть.

— Здравствуйте, — задыхаясь, произнесла я. — Нет, я не могу ждать…

Но мой звонок уже перевели в режим ожидания.

Я притащила телефон в кухню и, открыв книгу доктора Спока, начала искать в алфавитном указателе словосочетание «носовое кровотечение». «Снимайте же трубку! — молила про себя я. — Скорее! Я покалечила собственного ребенка!» Вот оно… Я пробежала глазами параграф. В самом конце давался совет наклонить ребенка вперед, чтобы он не захлебнулся кровью. Я так и сделала. Макс раскраснелся еще сильнее, а его крики стали громче. Я снова прислонила его к плечу. Я никак не могла понять, как же я так сплоховала.

— Алло? — прозвучало в трубке.

Это отозвался кабинет педиатра.

— О господи! Помогите! Мой ребенок только что упал с дивана. У него из носа идет кровь, и мне не удается ее остановить…

— Одну минуту. Я соединю вас с медсестрой, — перебил меня голос в трубке.

— Скорее! — завопила я в трубку и в ухо Максу.

Медсестра велела мне наклонить Макса вперед, повторив совет доктора Спока, а также прижать к его носу салфетку.

— Прошу вас, не вешайте трубку, — пролепетала я и начала применять ее рекомендации на практике. На этот раз у меня, кажется, что-то получилось. — Помогло! — закричала я, наклонившись к лежащей на столе трубке. Схватив трубку, я повторила: — Помогло!

— Вот и хорошо, — похоже, обрадовалась медсестра. — А теперь просто понаблюдайте за ним. Если он будет хорошо кушать и не станет капризничать, значит, все в порядке и вам незачем везти его к нам.

Меня охватило облегчение. Я ни за что не смогла бы самостоятельно привезти его к врачу. Пока я осмеливалась только на самые короткие вылазки.

— Обратите внимание на его зрачки, — продолжала медсестра. — Расширенные или скошенные зрачки указывают на сотрясение мозга.

— Сотрясение мозга, — прошептала я. — Я не понимаю, как это получилось, — сообщила я медсестре.

— Ну конечно, — успокоила она меня.