Адлер был огромен, если не сказать, необъятен. Килограмм сто пятьдесят веса, не меньше, подумал Кирн. Не удивительно, что при ходьбе он страдал одышкой — свистел и сипел, как старый аккордеон.

— Ни слова! Вы меня поняли? Объяснять, что к чему, буду я.

Кирн тогда промолчал, лишь закурил очередную сигарету.

А еще через пару минут все трое разговаривали в сухом коридоре командного поста гауптмана Грау. Толстяк Адлер заявил, что прибыл ему в помощь. Улыбка на его лице была откровенно фальшивой.

— В помощь, говорите? — спросил Волленштейн. — Тогда держите нос как можно ближе к земле и достаньте мне этого вашего англичанина, пусть даже из-под земли.

Волленштейн явно имел в виду то, как лягушатники при помощи свиней выискивают под землей трюфели. Тем не менее улыбка осталась на толстой физиономии Адлера, как приклеенная, и он вежливо добавил, что сделает все, что от него потребует штурмбаннфюрер.

Кирн сказал тогда, что хотел бы нанести визит вдове Пилон и задать ей еще парочку вопросов. Он не стал вдаваться в объяснения, зачем ему это понадобилось. Главное, что он сам помнил, как Жюль выкрикнул какое-то имя и как та женщина в ответ крикнула: «Жюль!» Они явно были знакомы. Ему никак не удавалось вспомнить имя, которое выкрикнул мальчишка, однако он поднапряг память и вспомнил, что говорили рыбаки тогда у причала. Один из них сказал, будто Пилон ушел в море вместе с дочерью. Возможно, это она и есть. Если дело обстоит именно так, то она наверняка попробует вернуться домой.

— Он может помочь мне, — сказал Кирн Волленштейну, указывая сигаретой на Адлера. Если толстяк из СД на дух не переносит эсэсовца, то хотелось бы знать, почему. Вдруг они с Адлером союзники? И пока они извилистыми улочками шагали от гавани в центр города, к дому Пилонов, он рассказал Адлеру об английских диверсантах. Объяснил, почему, по его мнению, они пожаловали сюда. Даже про евреев рассказал. То есть почти все.

И вот теперь они с ним в доме Пилонов.

— В кухне никого нет, — сказал Кирн и, взмахнув рукой, указал на дверь позади себя. Адлер вновь затянулся сигарой и посмотрел на лестницу слева от себя, ту, что вела на второй этаж.

— Наверх! — скомандовал он, беря инициативу в свои руки. Трое эсэсовцев, громко топая сапогами по узким деревянным ступенькам, бросились выполнять его приказ. Кирн не пошел за ними, а вернулся в кухню. Там имелась еще одна дверь, которую он заметил еще во время своего первого визита в этот дом. Поставив лампу на плиту, он сунул руку в карман, чтобы вынуть вальтер, однако в следующее мгновение сверху раздался крик:

— Они там! — крикнули эсэсовцы. До Кирна донеслись приглушенные голоса, затем женский крик и грохот отодвигаемой мебели. Затем снова прозвучали топот и шаги по ступенькам. Кирн выглянул в коридор и увидел мадам Пилон. Она, шатаясь, спускалась по лестнице с младшим сыном на руках. На последней ступеньке она оступилась и едва не упала прямо на живот Адлеру. Толстяк, у которого в руках теперь был собственный фонарик, направил им в лицо луч света и жестом велел пройти в кухню. Пфафф не удержался и для пущей убедительности ударил женщину по плечу прикладом.

Все набились в кухню. Мадам Пилон положила сына на стол. Мальчик спал. Нет, он никак не мог спать в таком гаме. Кирн внимательно посмотрел на мальчишку и постарался вспомнить, что говорил ему Волленштейн про симптомы болезни. Лихорадка, озноб и, главное, кашель. Кирн подошел к столу и поднес руку к лицу ребенка, но трогать не стал. Лицо пылало жаром. Об этого мальчишку можно было греть руки, как от печки.

— Mais qu ’est ce qu ’ils font ici les Anglais? — спросил он женщину. В свете керосиновой лампы ее лицо казалось огненно-красным. Глаза были полузакрыты, однако на какой-то миг она широко их раскрыла и посмотрела на него.

— Я не знаю ни о каких англичанах, — ответила она.

— Вырвите у нее признание! — приказал Адлер. Он стоял рядом с дверью, в облаке сизого дыма, в центре которого светился красный кончик его сигары. По крайней мере, толстяк понимал по-французски.

— Я не гестаповец, — ответил Кирн и посмотрел на лежащего на столе мальчика, а затем снова на Адлера. — И не служу в СД.

Мальчишка дышал точно так же, как и умирающий Клаветт.

— Она у меня сейчас заговорит, — прорычал Пфафф и шагнул к несчастной женщине.

— Стойте, где стоите! — рявкнул на него Кирн. Пфафф с ненавистью посмотрел на него, однако подчинился.

— Аликс вернулась, — тихо произнесла мадам Пилон.

Аликс. Ну конечно же! Именно это имя он слышал тогда на пристани. Сестра Жюля. Это ее он встретил в доме Клаветта.

— И где она сейчас? Мадам, вы слышите меня? Где Аликс?

Женщина покачала головой, как будто пытаясь прояснить мысли.

— Она вернулась. Она и… Я не знаю.

— Она все еще здесь? Она и англичане? — уточнил Кирн. Женщина молчала. Тогда он повторил вопрос. — Где ваша дочь? Где англичане?

Первым терпение лопнуло у Адлера, а не у него. Толстяк пошел к столу и потрогал мальчика, а затем несколько раз надавил ему на грудь, как будто пытался разбудить. Ребенок простонал.

— Скажите мне, — обратился Адлер к хозяйке дома, не вынимая изо рта сигары. Стряхнув с тарелки корку хлеба, он положил тарелку на грудь мальчику так, что ее край оказался у него под подбородком, и резким движением надавил ребенку на горло. Мальчик тотчас открыл глаза.

— Mais qu ’est ce qu ’ils font ici les Anglais? — рявкнул Адлер, обращаясь к мадам Пилон.

Но она его не услышала, потому зашлась в крике. Крик этот заполнил собой всю кухню, и несчастная женщина бросилась с кулаками на Адлера. Пфафф оказался проворнее. Он быстро схватил ее и заломил ей руки за спину. Она же продолжала кричать и вырываться, а тем временем толстяк убивал ее сына. Кирн бросился к Адлеру, пытаясь ему помешать, но тот огромной лапищей легко отбросил его от себя, продолжая второй давить ребенку на горло. На его жирной физиономии застыла брезгливая гримаса.

— Отпустите ребенка! — крикнул Кирн.

Увы, было слишком поздно. Глаза мальчика вылезли из орбит, лицо же осталось синим, как чернила, даже после того как Адлер убрал тарелку и швырнул ею в стену. На пол со звоном посыпались осколки. Мадам Пилон грузно осела на пол. Пфафф продолжал держать ее руки, а она продолжала кричать, и казалось, этому крику никогда не будет конца. Кирн закрыл глаза, как будто это могло спасти его от этих пронзительных звуков.

— Живо рассказывай про англичан! — рявкнул Адлер, обращаясь к женщине.

Кирн открыл глаза и увидел перед собой двух других эсэсовцев. На лицах обоих застыл ужас. Что касается его самого, то он тотчас же вычеркнул Адлера из числа потенциальных союзников. Эта туша будет пострашнее Волленштейна.

Адлер посмотрел на руку, которой он только что прижимал тарелку. Рука была в крови. Эту кровь он в первые секунды выдавил изо рта и носа мальчика. Адлер вытер руку о брюки и вытащил изо рта сигару, причем сам не заметил, как при этом коснулся окровавленной рукой губ.