И он удалился, оставив Безмо в полном смятении чувств перед этим поистине королевским подарком, преподнесенным ему с такою непринужденностью внештатным духовником Бастилии.

Со времени отъезда Атоса в Блуа д’Артаньян и Портос редко бывали вместе. У одного была хлопотная служба при короле, другой увлекся покупкой мебели, которую хотел отправить в свои многочисленные поместья; он задумал завести в своих резиденциях – а их у него было несколько – нечто напоминающее придворную роскошь, которую ему довелось увидеть у короля и которая ослепила его.

Д’Артаньян, сохранивший неизменную верность по отношению к старым друзьям, однажды утром, в свободное от служебных занятий время, вспомнил о Портосе и, обеспокоенный тем, что вот уже две недели ничего не слышал о нем, поехал к нему и застал его только что вставшим с постели.

Достойный барон был, по всей видимости, поглощен какими-то неприятными мыслями; более того, он был опечален. Свесив ноги, полуголый, сидел он у себя на кровати и уныло рассматривал целые вороха платья, отделанного бахромой, галунами, вышивкой безобразных цветов, которое было навалено перед ним на полу.

Печальный и задумчивый, как пресловутый заяц в басне Лафонтена, Портос не заметил входящего д’Артаньяна, скрытого от его глаз внушительной фигурой Мустона, настолько дородного, что он мог бы заслонить своим телом любого, а в этот момент размеры его удвоились, так как дворецкий распяливал перед собою алый кафтан, который он держал за концы рукавов, чтобы хозяин мог лучше приглядеться к нему.

Д’Артаньян остановился на пороге и принялся рассматривать озабоченного Портоса; обнаружив, однако, что эта куча костюмов порождает в груди достойного дворянина тяжкие вздохи, он решил, что пора оторвать его от этого столь мучительного для него зрелища, и кашлянул, чтобы возвестить о своем приходе.

– А! – воскликнул Портос, и лицо его осветилось радостью. – Здесь д’Артаньян! Наконец-то меня осенит счастливая мысль!

Мустон, услышав эти слова, обернулся с приветливой улыбкой к другу своего хозяина, и Портос избавился, таким образом, от массивной преграды, мешавшей ему броситься к д’Артаньяну.

Он поспешно вскочил с кровати, потянулся, хрустнув суставами крепких ног, пронесся в два прыжка через комнату и порывисто прижал д’Артаньяна к груди: с каждым днем он любил его, казалось, все больше и больше.

– Ах, дорогой друг, – повторил он несколько раз, – ах, дорогой д’Артаньян, здесь вы всегда желанны, но сегодня желаннее чем когда бы то ни было.

– Так, так. У вас неприятности? – спросил д’Артаньян.

Портос ответил взглядом, полным уныния.

– Расскажите же, друг мой, в чем дело, если это не тайна.

– Во-первых, – вздохнул Портос, – вы знаете, что у меня нет от вас никаких тайн, а во-вторых… во-вторых, меня огорчает следующее…

– Погодите, Портос, погодите: дайте мне сперва выбраться из этого вороха сукна, атласа и бархата.

– Шагайте, шагайте смелее! – проговорил жалобным тоном Портос. – Все это не больше чем хлам.

– Черт подери! Сукно стоимостью в двадцать ливров за локоть – хлам! Великолепный атлас и бархат, которым не погнушался бы сам король, – это, по-вашему, хлам!

– Так вы находите эти костюмы…

– Блистательными, Портос, блистательными! Готов поручиться, что во всей Франции вы один обладаете таким неимоверным количеством их, и если предположить, что, начиная с этого дня, вы не закажете больше ни одного, а проживете добрую сотню лет, что, говоря по правде, меня нисколько не удивило бы, то и в этом случае в день вашей смерти на вас будет новый костюм, и в течение всего этого времени ни один портной не покажет к вам носа.

Портос покачал головой.

– Послушайте, друг мой, – сказал д’Артаньян. – Это мрачное настроение, отнюдь не свойственное вашему нраву, пугает меня. Дорогой мой Портос, давайте покончим с ним, и чем раньше, тем лучше.

– Да, да, покончим, – ответил Портос, – избавимся, если только это вообще возможно.

– Или, быть может, вы получили дурные известия из Брасье?

– О нет; там вырубили леса, и они дали доход, превысивший ожидаемый на целую треть.

– Или в Пьерфоне прорвало запруды?

– Нет, что вы, друг мой; там выловили рыбу, но того, что осталось после продажи, более чем достаточно, чтобы сделать все окрестные пруды рыбными.

– Что же тогда? Уж не обрушился ли Валлон по причине землетрясения?

– Нет, нет! Напротив, молния ударила в какой-нибудь сотне шагов от замка, и в месте, страдавшем от недостатка воды, забил превосходный ключ.

– Но в чем же в таком случае дело?

– Видите ли, я получил приглашение на празднество в Во, – произнес Портос с похоронным видом.

– Чего же вы жалуетесь! Король был причиною более чем ста ссор, породивших непримиримых врагов, и все они – из-за того, что тому или иному между придворными было отказано в приглашении. Так вы и в самом деле приглашены в Во? Вот оно что!

– Но, бог мой, конечно!

– Вам предстоит увидеть поразительное великолепие.

– Что до меня, то мне едва ли удастся увидеть это.

– Но ведь там будет собрана вся наша французская знать.

– Ах, – вздохнул Портос, вырвав у себя с отчаяния клок волос.

– Господи боже! Да не больны ли вы, дорогой мой?

– Я здоров, черт подери, как бык. Дело не в этом.

– Но в чем же?

– У меня нет костюма.

Д’Артаньян остолбенел.

– Нет костюма, Портос! Нет костюма! – вскричал он. – Но ведь я вижу у вас на полу больше полусотни костюмов!

– Полусотни! Это верно. Но нет ни одного, который был бы мне впору.

– Как это нет ни одного, который был бы вам впору! Разве с вас не снимали мерки, когда их шили?

– Снимали, – ответил Мустон, – но, к несчастью, я растолстел.

– Что? Вы растолстели?

– Да, так что стал толще, гораздо толще господина барона. Могли бы вы это подумать, сударь?

– Еще бы! Мне кажется, что это видно с первого взгляда.

– Слышишь, болван? – проворчал Портос. – Это видно с первого взгляда.

– Но, милый Портос, – сказал д’Артаньян с легким нетерпением в голосе, – не могу понять, почему ваши костюмы никуда не годятся из-за того, что Мустон растолстел.

– Сейчас объясню. Помните, вы мне рассказывали как-то про одного римского военачальника, которого звали Антонием и у которого всегда было семь кабанов на вертеле, жарившихся в различных местах, чтобы он мог потребовать свой обед в любой час, когда бы ему ни заблагорассудилось. Вот и я – поскольку в любой момент меня могут пригласить ко двору и оставить там на неделю, – вот и я решил иметь всегда наготове, если это случится, семь новых костюмов.