Больше о женщинах они не говорили. Жобер сел на коня и вскоре, выехав за ворота, уже спускался с холма в долину.

Серые тучи нависли, угрожая дождем. Жобер вздрогнул от холода, пожалев, что не оделся потеплее. Он подъехал к реке, остановил коня и долго смотрел на воду, такую же серую и холодную, как небо. Неужели нет никакой возможности сохранить все, что было ему дорого? Неужели для того, чтобы выжить, ему нужно стать таким же, как Валуа, – беспощадным и жестоким, захватывающим землю и власть любой ценой? Нет, ему это не по нутру.

Жобер снова подумал о. пленных саксах. Должен ли он казнить их? И братьев Эдивы – тоже?! Он не будет этого делать. Но что он тогда доложит королю?

И тут, словно сверкнула молния, ему в голову пришла блестящая мысль. Не нужно принимать решение! Пусть король сам решит их судьбу! Возможно, Вильгельм обойдется с ними жестоко. Но это будет решение короля, а не его, Жобера. Он вздохнул с облегчением.

Сумерки сгущались. Пора было возвращаться в крепость.

Устав от всего, Эдива задремала в кресле. Она уже решила, что не будет ни умолять, ни торговаться, если Жобер решит повесить Бьернвольда и Годрика. Ей придется смириться с этим. Но смерть Элнота пережить будет трудно. Она надеялась, что Жобер простит его.

Скрипнула дверь спальни, и Эдива проснулась. Она слышала, как Жобер разделся. Потом он улегся рядом с ней. И, придвинув ее к себе, поцеловал в шею. Удивленная таким проявлением нежности, Эдива прижалась к нему. Он нежно поцеловал ее в губы. Разве могла она остаться спокойной?

– Как я люблю тебя, Эдива... – шепнул он. – Знаешь, я понял, что мне делать.

Она затаила дыхание, боясь услышать что-то страшное.

– Отвезу пленных к Вильгельму. Он сам решит их судьбу. Я буду просить о снисхождении. Скажу Вильгельму, что, если твои братья присягнут мне, я их возьму к себе.

Она испытала такое облегчение! С приказанием короля она может согласиться. По крайней мере ей не придется ненавидеть Жобера.

– Не знаю, как поступит Вильгельм. Но, говорят, раньше он иногда принимал от саксов присягу на верность.

– Если бы так было и на этот раз!

– Но ты со мной не поедешь.

У нее заныло сердце при мысли о разлуке с Жобером.

– Я могла бы подождать в гостинице, – сказала она.

– Мне нужно, чтобы ты осталась здесь.

– Зачем?

– Для поддержания порядка в поместье. – Он нежно погладил ее по волосам. – Ты у меня отважная и сильная. Нужно защищать то, что достанется нашим детям.

Его рука скользнула по ее груди и задержалась на животе. Она поняла: он думает о том, что, возможно, его семя уже прорастает новой жизнью внутри ее тела.

Слезы навернулись ей на глаза. Он хочет, чтобы она родила ему ребенка. Больше всего на свете ей хотелось того же.

– Я не чувствую себя ни отважной, ни сильной, – сказала она. – Когда я думаю, что с тобой может что-то случиться...

– Тш-ш, – прервал он ее, прижав пальцы к ее губам. – Если бы я был беспечен, то не выжил бы ни в битве при Гастингсе, ни в дюжине других битв. Я буду осторожен, обещаю тебе.

Эдива вздохнула.

– Я буду молиться за тебя, – тихо сказала она. Он прижал ее к себе.

– Ты думаешь, я рискну потерять то, что существует между нами? – Он прикоснулся к ее груди и прошептал: – Я уезжаю рано утром. Хочу, чтобы от этой ночи у меня остались самые приятные воспоминания.

– Я считаю, что это глупость! – раздраженно сказал Алан. – Почему бы тебе просто не повесить их?

Жобер отодвинул от себя тарелку с остатками сыра и хлеба, отхлебнул из кубка сидра.

– Если они присягнут в верности мне и Вильгельму, то я получу дополнительных воинов для защиты Оксбери.

– Неужели ты доверишься этим саксонским мерзавцам?

– У меня есть сомнения относительно старших братьев Эдивы, это правда. Но младший и другие пленные... Какая им польза продолжать борьбу со мной? Они понимают: если нарушат клятву – умрут.

– Но ведь ты – норманн. Они ненавидят тебя.

– Мои сыновья будут норманнами наполовину, и им будет проще.

– Сыновья?! – с изумлением воскликнул Алан. – Ты на это надеешься?

– Что за вопрос? Конечно, надеюсь! Алан печально уставился в свою тарелку.

– Хотел бы я сказать то же самое. Я несколько раз оставался с Вульфгет наедине, но из этого ничего не вышло.

– На твоем месте я поговорил бы о Вульфгет с Эдивой.

– С Эдивой?!

– Вот именно. Она женщина и знает, что у Вульфгет на уме. Уверен, что, если ты попросишь, она тебе поможет.

– Да я скорее попрошу помощи у пройдохи Хеймо!

– Я только предложил. У тебя есть время все обдумать, пока меня здесь не будет.

– Значит, ты не берешь меня с собой в Лондон?

– Нет. Я попросил Эдиву защищать мои интересы в Оксбери. Она мало что понимает в военном деле, и нужно, чтобы рядом с ней был опытный военачальник.

– Вот еще! – возмущенно воскликнул Алан. – Чтобы я командовал воинами вместе с женщиной? Тем более с саксонкой?

– Уймись, Алан! Не ты ей нужен, а она тебе. Если возникнет угроза вооруженного нападения, только она сможет призвать крестьян и слуг на борьбу. Я повезу с собой пленных, а это связано с опасностью. Так что в Оксбери я смогу оставить только часть гарнизона. Боюсь, что без людей Эдивы тебе не удастся отразить нападение.

– Но зачем они будут сражаться против своих?.. – Алан совсем растерялся. – Значит, ты опасаешься не мятежников?

Жобер кивнул:

– Боюсь, что кто-то в крепости действует против меня. Как мог король узнать о набеге на поместье раньше меня?

Алан окинул зал подозрительным взглядом и, наклонившись к уху Жобера, спросил:

– Ты думаешь, что Валуа подкупил одного из наших людей?

– Не исключено. Или, возможно, он подкупил кого-нибудь из саксов.

– Именно поэтому мятежников следует повесить!

– Я хочу узнать правду до того, как они взойдут на эшафот. Когда они предстанут перед Вильгельмом, один из них, возможно, расскажет что-то о Валуа. Мне удастся доказать королю, что Валуа злой и подлый человек и ему нельзя верить.

– А если предателем окажется один из твоих людей?

– Значит, он рано или поздно начнет действовать и выдаст себя. А мы с тобой должны быть начеку.

– А если это женщина? – сердито спросил Алан. Жобер, теряя терпение, поднялся на ноги:

– Я верю Эдиве безоговорочно. И тебе советую делать то же самое.

Эдива отвернулась. Ей было тяжело видеть, как увозят братьев. Она попыталась поговорить с каждым из них. Бьернвольд плюнул в ее сторону и заорал, что она опозорила их род. Годрик молча печально посмотрел на нее. Неожиданно ее окликнул священник и попросил пойти с ним в часовню.