При каждом шаге фотоаппарат больно бил Грегори по груди. Тяжелый профессиональный «Никон». Хорошая легенда — репортер, только одна досадная мелочь. Фотографировать Грегори не умел. Его неспособность компоновать кадр просто феноменальна — проверено на кошках. В буквальном смысле. Единственный удачный снимок получился, когда Лорд Вейдер столкнул фотоаппарат со стола. На переднем кадре запечатлелась удивленная морда кота, а на заднем — четко — фигура Грегори, открывшего рот, чтобы заорать «Что ты делаешь?!».

Бывают же способности у людей. А бывают и неспособности. Таланты со знаком минус.

* * *

Убей врага, а потом надругайся над его женой и домашними животными.

— Другими словами, вы считаете эти условия неприемлемыми?

Филин стоял, положив руки на затылок, посреди небольшой комнаты, украшенной плакатами и вырезками из газет. Со всех вырезок и плакатов на него смотрел один и тот же человек — крупный, небритый негр, иногда усталый, помятый, иногда — в религиозном почти экстазе. Один из снимков изображал, как взбешенные люди в военной форме, в беретах, с русскими автоматами затаскивают человека в микроавтобус. Лица человека не видно, белая рубашка задралась, обнажив впалый живот со шрамом. Этот снимок обошел тогда полмира.

Филин знал, что шрам от удаления аппендикса, а не от пыток, как можно было бы подумать. А еще он знал, что Сайлас Баргас — человек на снимках — носит в правом кармане цветастой рубашки пузырек с таблетками. И не может без него жить.

— Я считаю эти условия дурацкими, — сказал Филин. — Если без оглядки на начальство. Но таковы условия сделки. Максимум, что я могу — предложить вам вмешательство третьей силы.

У человека в цветастой рубашке один глаз рассечен шрамом и белый, а другой нормальный, но смотрит в сторону, мимо Филина. Это слегка раздражает.

Человек достает из кармана рубашки пузырек, отщелкивает крышечку. На розовую ладонь летят две белые капсулы. Еще две. Еще одна. Целая горка.

— Понимаю, — говорит Филин. — Это не совсем то, о чем мы договаривались, но это хороший вариант. Можно, я опущу руки?

Негр молча качает головой. Они в комнате одни — толстый «Мирохранитель» остался за дверью.

Что ж. Филину не впервой.

— Тогда я продолжу. Скоро прибывает один человек… он поможет с вашей проблемой. Президент Могуту — вполне возможно, он больше не будет президентом. Мы умеем решать такие проблемы. — Филин останавливается и смотрит, как человек запрокидывает голову. Белые капсулы проваливаются в темное жерло вулкана. Необходимая жертва. Опиаты.

Он их даже не запивает, словно это конфеты.

Человек опускает голову и смотрит на Филина здоровым глазом.

— Когда-то мы были друзьями, — говорит человек внезапно.

Филин впервые слышит его голос. Это хриплый, слабый, с пневмоническим присвистом голос, но медь бухенвальдского набата звучит в нем отчетливой ноткой.

— С кем? — глупый вопрос.

— С Робертом. Тогда мы жили в одной комнате. Когда мы учились в университете, я давал ему списывать. Сейчас я бы задушил его собственными носками.

Филин смотрит на человека в цветастой рубашке. Вполне возможно, это чокнутый наркоман и убийца, левый экстремист и поклонник Че Гевары, единственный нормальный человек в этой безумной стране.

— Войска вашей страны не спасут наш народ, — говорит Сайлас Баргас. — Потому что вы хотите спасти всего-навсего тела, а Роберт губит их души. Вы думаете, я люблю кикану? Я люблю их не больше Роберта, но я не стал бы убивать целый народ только ради того, чтобы посмотреть, как умрет целый народ. И Роберт не стал бы… раньше. Он безумен, но не до такой степени. Я думаю, за этой подготовкой кроется нечто иное.

— Что же? — Филин совсем не удивлен.

— Нечто более страшное.

* * *

Нужно отдать нечто ценное, чтобы получить другое ценное.

Грегори подумал, что — в придачу к его заданию — ему не хватает еще черного лимузина. Сразу вспомнился фильм «Красотка». Нет уж, никаких Ричардов Гиров, пожалуйста.

Но авантюрная жилка, о существовании которой у себя он раньше и не подозревал, дрожала в предвкушении.

Сейчас он пойдет мимо любителя Тарантино, тот сначала вглядится пристально, а затем бросит ладонь к козырьку и скажет:

— Добро пожаловать, мистер Пил. К вашим услугам, — и распахнет сверкающую черную дверь.

Глупо, если окажется, что этот лимузин для него. Грегори вздохнул. Слава богу, он уже себе один раз напророчил. Хватит.

Шофер лениво зевнул — розовая дыра глотки, как у львов на канале Дискавери. Самое время окликнуть меня, мысленно сказал Грегори. Ну же. Он пошел вдоль лимузина.

Сейчас откроется окно, и оттуда скажут: мистер Пил!

Лимузин закончился, а окно так и не открылось. Грегори остановился. Что ж, хватит чудес на ближайшее время. Где тут у нас автобус? Или такси?

Он повернулся.

— Мистер Пил! — окликнули его сзади. Что? Грегори повернулся. К нему подбежал запыхавшийся человек в светлом костюме.

— Да, это мое имя.

— Здравствуйте! Я секретарь доктора Могуту. — человек шумно выдохнул. — Простите, у нас мало времени. Президент вас ждет.

— Кто?

Человечек вскинул голову, кольнул взглядом:

— Народный президент республики Луанду доктор Роберт Могуту. Вы же в курсе, как понимаю? Мне сказали, вы журналист?

Будьте вы прокляты, полковник!

— Конечно, — ответил Грегори. — Куда бежать?

— Бежать? — человек-секретарь повел головой. — Не надо никуда бежать. Прошу в лимузин!

* * *

— В общем, все… — Грегори выключил диктофон. Черт, почему ему никто раньше не говорил, насколько это тяжелая работа? — Спасибо за откровенные ответы, господин президент.

— Отлично. А теперь сделайте снимок, — велел президент.

Сфотографировать?! Он что, действительно этого хочет? Грегори с сомнением повертел в руках тяжелый «Никон». Когда в тот раз он снимал Диану, получилось нечто чудовищное. Искаженная, злобная мегера из кошмарного сна. Даже не подумаешь, что обычная «мыльница» может сотворить такое с красивой (а Диана очень красивая!) женщиной. Что же сделает его не-талант с этим пожилым и не самым красивым негром?

— Ну же, — добродушно велел президент. — Я не кусаюсь.

Грегори набрался храбрости и поднял камеру к глазам. Посмотрел в окуляр.

Щелк. Щелк. Щелк. Затвор фотоаппарата сработал так быстро, что Грегори не успел даже прищуриться. Президент поморгал.

— Что ж, на этом все. Да… Как называется ваше издание?

— «Дикая природа», — сказал Грегори. О, черт!