– Я предпочитаю свою аналогию.

– А если что-нибудь попроще, например: «Бери от жизни все»?

– Тоже подходит.

Я заставила себя подняться с кресла и отправилась на кухню. Алан искал что-то в холодильнике, чуть ли не полностью засунув туда голову.

– Мама говорит: мне нужно брать от жизни все.

Алан посмотрел на меня:

– С этим я согласен.

– Может, тогда пойдем куда-нибудь развлечься?

– В кино?

– Я и так недавно два фильма посмотрела.

– Что-нибудь выпьем?

– Можно. Еще идеи?

– На танцы?

– Танцы? Я не ходила на танцы с тех пор, как ребята начали крутиться в брейк-дансе на головах, подложив листы картона под задницы.

Алан взял меня за руки, притянул поближе:

– Может, тогда что-нибудь для взрослых? То, где надо медленно двигаться под звуки классики?

– Пойду возьму туфли.

Я поцеловала Алан в щеку и вернулась в гостиную. Мама безуспешно пыталась закрыть рот мистера Гриффина. Каждый раз он открывался снова.

– Мы с Аланом пойдем потанцевать.

Я уселась на диван и стала надевать туфли без каблуков.

– Отлично. Отдыхайте. Я, наверное, разбужу Сэла, и мы тоже немного потанцуем.

Я наклонилась, потянувшись к мобильному телефону на столике.

– Оставь это, Жаклин.

– Мой телефон?

– Это телефон? Извини, я думала, что это – поводок.

Я оставила телефон в покое.

– Ладно, увидимся через пару часов.

– Не раньше. А то ты ограничиваешь мою половую жизнь.

Я чмокнула ее в лоб:

– Люблю тебя, мам.

– Я тоже тебя люблю, Жаклин. Я тобой горжусь. Я воспитала хорошую дочь.

– Яблочко от яблони недалеко падает. До скорого.

На прощание мама помахала рукой мне и Алану.

Фуллер останавливает грузовик в Вест-Сайде, нанимает такси до дома Джек Дэниелс. Он расплачивается с таксистом из бумажника Робертсона и быстро осматривается вокруг.

Привратника нет. Закрытая дверь – не преграда для человека его комплекции: один сильный удар ногой, и она с треском распахивается.

Он знает номер квартиры Джек. Пока он был в тюрьме, он постоянно твердил наизусть ее адрес. Как мантру.

Скоро его терпение будет вознаграждено.

Еще один удар. Дверь квартиры открывается.

Фуллер с оружием в руках входит в гостиную и видит на диване двух пожилых обнимающихся людей. Он смеется.

– Развлекаетесь?

Мужчина – ему лет восемьдесят, не меньше – встает, сжав кулаки. Фуллер не обращает на него внимания, заходит на кухню, проверяет спальню и ванную. Пусто.

– Убирайтесь отсюда немедленно. – Пожилой мужчина тычет в него пальцем.

Фуллер спрашивает с ходу:

– Где Джек?

Мужчина тянется к телефону.

Фуллер бьет его рукоятью «зига», раскалывая череп, как тыкву. Старик падает на пол, дергаясь и истекая кровью.

Женщина все еще сидит на диване, узловатыми пальцами пытаясь набрать номер на мобильном телефоне. Фуллер выбивает телефон из ее рук.

– Ты, наверное, мама. Джек много рассказывала о тебе.

Женщина смотрит на него. Фуллер видит страх на ее лице. Но он видит и гнев в ее глазах. И твердость, которой он никогда до этого не замечал в своих жертвах.

– А ты, наверное, Барри. Джек тоже о тебе рассказывала. Все еще трахаешь мертвых проституток?

Фуллер смеется, не ожидая такого ответа. Смелая старая сука. Он садится рядом с ней, диван скрипит под его весом.

– Где Джек?

– Ты не только позор для офицеров полиции, ты – позор человеческой расы.

– Да, да, да. Я вообще всех разочаровываю. Говори: где Джек?

Ее мать гордо выпрямляется:

– Половину своей жизни я сажала за решетку отродий вроде тебя. Ничего я тебе не скажу.

– Здорово сказано. Но ты ошибаешься. Я могу быть очень убедительным.

– Сомневаюсь, Барри. Я видела, как ты играешь в футбол. Позорище.

Он не пользуется пистолетом – в этом нет нужды. Кости у нее старые и хрупкие.

Хрясь! Это была рука.

Хрясь! Это была нога.

Фуллер смеется.

– Тебе никто не говорил, что полезно принимать препараты кальция?

Он бьет ее по лицу и слышит, как трещат ее кости. Лицо женщины становится мокрым от крови и слез, но она не издает ни звука. Даже когда он выворачивает ее сломанную руку.

– Где Джек?

И вдруг что-то бросается ему в лицо. Что-то мягкое, но острое.

От неожиданности Фуллер кричит. С истошным воплем какое-то животное впивается в его левый глаз, царапает острыми когтями.

Кот. Вцепился намертво.

Фуллер хватает его. Тащит.

Ошибка. Кот зацепился основательно, Фуллер почти вырывает собственный глаз.

Он бьет кота. Раз. Второй.

Тот спрыгивает и убегает.

Фуллер в ярости. Глазница быстро распухает и закрывается, в глаз будто сунули раскаленный прут.

Прижимая обе руки к лицу, спотыкаясь, идет по квартире, находит ванную комнату.

Из зеркала на него смотрит человек-слон. Его левый глаз распух до размера бейсбольного мяча.

Фуллер вдребезги разносит зеркало огромным кулаком. Находит в аптечке немного бинтов, прижимает их к лицу и воет от боли.

Ему необходим врач. Без медицинской помощи он потеряет глаз. А боль, боже, ну и боль! Он обыскивает ванную и находит пузырек с обезболивающим. Проглатывает десять таблеток. Похоже, глаз вытекает.

Что дальше? Что делать дальше? В больницу? Нет. Рискованно. Нужно безопасное место. Подлечиться. Спланировать действия.

Фуллер поспешно возвращается в кухню и, переступив через поверженного человека, лежащего в луже крови, проходит в зал. Мать Джек лежит на полу, уткнувшись в ковер. Мертва? Возможно. Проверять времени нет. Он вылетает в дверь, сбегает по ступенькам и выходит на холодные, мокрые улицы Чикаго. После недолгого раздумья Фуллер останавливает такси и стучит в окно водителя. Тот опускает стекло.

– Нужно такси?

Водитель говорит с акцентом. Индус или кто-нибудь еще со Среднего Востока. Фуллер молчит.

– С вами все в порядке? У вас идет кровь.