– Лепи-и-ич! Вода товар заливает! – крикнул один из ладьяров.

– Воля, Мечеслав, Югель, Торопша, за мной! – крикнул Гостята, бросаясь к трюму.

Всю ночь промокшие и усталые люди боролись со стихией, спасая корабль, товар и свои жизни. Всю ночь бурлящее море, будто огромный безумный ребенок, играло с ладьей, бросая ее то в одну, то в другую сторону, то поднимая к небесам, то низвергая в бездну. Лишь под утро, наигравшись, море успокоилось. Мокрые, обессиленные люди в изнеможении лежали на палубе. Рассвело. Солнце поднялось, даря каждому надежду на спасение.

– Суша, суша! Недалече! А вона и ладьи! – закричал вдруг темноволосый молодец. Люди вскакивали со своих мест, подбегали к борту и радостно вглядывались туда, куда указывал ладьяр. Там, вдали, на линии горизонта чернела неровная полоска земли. Между ней и ладьей Гостяты виднелись разбросанные по морю ладьи, шедшие вместе с ними из Константинополя и пропавшие из виду во время шторма. Теперь они, потрепанные, словно израненные воины, покачивались на волнах. Но не всем из них удалось выстоять. Одна из ладей затонула, став жертвой своенравному морскому царю, другая пропала без вести в бескрайних просторах моря, еще одна была выброшена на берег, и теперь утерявшие свою былую силу волны терзали ее, разбивая о камни.

Собравшись вместе, ладьи поплыли в ближайшую бухту, чтобы исправить повреждения, а затем продолжить свой нелегкий и полный опасностей путь.

* * *

Был солнечный ясный день, когда корабли вошли в устье Днепра. Теперь их было гораздо меньше, чем в начале пути. Три ромейских хеландии и одна русская ладья еще прежде повернули в сторону восхода солнца и направились к Корсуни – Херсонесу, вновь набиравшему силу после взятия его князем Владимиром. Остальные продолжили свой путь к Киеву.

* * *

Мечеслав, загребая веслом, вдыхал знакомый запах степного разнотравья, слушал пронзительные крики чаек, разговор спорящих между собой о вере отца Дионисия и гота-арианина, поглядывал на чистое голубое небо и вспоминал. Вспоминал, как первый раз вышел в море на Ормовой ладье, вспоминал ночевку у порогов недалеко от места, где сложил свою голову князь Святослав. Сколько уж лет минуло с той поры, когда молодым воином покинул он ее. И вот теперь после долгой разлуки, после многих испытаний возвращается он на родимую сторонушку. Недалече осталось до нее! Что же сталось с ней за эти годы, пока был он в краях чужедальних? Как встретит она его, земля, по которой томилось столько лет сердце, куда стремилась душа? Вот она, отчина, к которой вернулся, несмотря на лишения и невзгоды. Слава тебе, Господи! Славлю Тебя за то, что дал мне вернуться живым и невредимым! – мысленно благодарил Мечеслав Бога, сам того не замечая, переходя на шепот.

– Ты чего это опять ворожишь, аль кудесником стать надумал? Так ноне вроде бури не предвидится, – пробасил Торопша, отвлекая Мечеслава от раздумий. Мечеслав помолчал, затем, серьезно глянув на сотоварища, сказал:

– О Руси нашей думы мои.

– Эх, да разве ж кому ведомо, что нас там, на Руси, ждет!

– Что нас на Руси ждет, неведомо, а покуда, браты, смотреть надобно, чтобы стрелу печенежскую в гости не принять, – сказал проходивший мимо Гостята Лепич.

* * *

Преодолевая течение могучего богатыря, имя которому Днепр, ладьи плыли к конечной цели своего пути. С каждым днем, с каждым взмахом весла все ближе и ближе становилась родная земля и град Киев. Вот уже и коварные пороги, и остров Хортица, именуемый ромеями островом Святого Георгия, были пройдены. Мечеслав с упоением глядел на берега, и ему казалось, что каждое деревце, каждый куст, каждая былинка приветствуют его. Каждый холм, каждый лесок, росший у реки, каждый ручеек, впадающий в Днепр, казались ему знакомыми. И радовалась его душа, когда видел он, что чем ближе подплывали они к Киеву, тем больше появлялось на берегах градов малых и селений! Знать, растет и ширится земля Русская! Он возвращался! Возвращался на родную землю, после долгой разлуки, после трудностей и потерь! Возвращался, неся в себе радость и грусть!

Се князь Владимир поставил церковь Святой Богородицы в Киеве и дал церкви той десятину по всей Русской земле, во всех градах.

Церковный устав князя Владимира

Все когда-то кончается, закончилась и долгая, полная опасностей дорога от Царьграда к Киеву. Ладьи, покинув воды Днепра, вошли в Почайну-реку и направились к месту, где теснились, прижимаясь друг к другу, насады, купеческие ладьи, новгородские струги, расшивы и многочисленные челны-долбленки местных рыбаков. Вскоре путешественники ступили на земную твердь под приветственные крики киевлян, работавших на причалах. Мечеслав, Дионисий, Торопша и Таисия распрощались с Гостятой Лепичем, вошли в городские ворота. Мечеслав с интересом разглядывал город, а он изменился за время его отсутствия. Киев, словно возмужавший отрок, стал плечами шире, лицом краше. Он опоясал себя новыми дубовыми стенами, кое-где на высоких валах, вместо деревянных, высились каменные башни. Узорнее и шире стали белокаменные хоромы великого князя. Стало больше и церквей православных, средь которых особой красотою выделялся храм Успения Богородицы, воздвигнутый при помощи мастеров греческих. Многое изменилось в граде, многое и осталось прежним, не было тут только Рады, как не было и идолов-богов, ее погубивших.

– Друже, расстаюсь я ныне с вами со всеми, но, думаю, свидимся мы еще! – сказал Торопша.

– Да и я пойду, сын мой, помолюсь в храме, отблагодарю Господа Бога нашего за счастливое окончание пути, со священниками переговорю да послание передам от настоятеля нашего монастыря митрополиту киевскому. Так что прощайте все! Свидимся ли, нет ли, о том не ведаю! Пути Господни неисповедимы! Но всегда буду вас всех добрым словом поминать и молиться за вас! Господь с вами, дети мои! Да хранит вас Бог! – Дионисий перекрестил сопутников, поклонился и торопливым шагом пошел в сторону Десятинной церкви. Все трое проводили его взглядами.

– Ан и мне пора! – сказал Торопша. Обнял на прощание Мечеслава, поклонился Таисии и, слегка прихрамывая, зашагал своей дорогой. Таисия снизу вверх с напряженным ожиданием смотрела на Мечеслава. «Не прогонит ли от себя, не отринет ли?» – билась в ее голове мысль, тревожа сердце. Мечеслав, угадав ее мысли, сказал:

– Пойдем, Таисия, здесь неподалеку изба Ормова должна быть. Если цела еще, там и поживем, пока я свои дела улажу.

Дом Орма стоял в целости и сохранности. Мечеслав отворил дверь, изнутри густо пахнуло нежилым духом. Пригнувшись, он вошел внутрь, Таисия следом. В избе все оставалось так же, как было, когда он с Ормом и Сахаманом покидал ее в далеком прошлом.

«Видать, Олег Волчий Хвост озаботился, чтоб избу не тронули; Орм, помню, просил его о том», – подумал Мечеслав.

– Да-а, непорядок, однако! – проговорил он, увидев углы, заплетенные паутиной, свисающие с потолка тенета и толстый слой пыли, покрывающий все вокруг.

Таисия принялась прибираться. Мечеслав немного постоял и вышел из избы, чтобы принести воды.