– …Отныне вода, которую сюда нальют, будет становиться целебной. Но исцелять она сможет лишь от «чёрной» болезни, – объясняла Фогарта принцип действия установки одному из смышлёных жрецов, неплохо владеющему диалектом шимри. Иаллам нагло выглянул из-за статуи, посвящённой Ветру Карающему, и поманил Фог пальцем. – О, я вижу знак, э-э… знак свыше. Прошу прощения, мне нужно оставить вас. Ненадолго.

Зеленоглазый жрец покосился на Фог, потом на Иаллама – и понимающе улыбнулся:

– Разумеется, госпожа. А я пока займу беседой Абир-Шалима арх Астара, да будут богатства его так же обильны, как дожди в пустыне, а жизнь беспечальна, как мысли узника.

За статуей прятался не только Иаллам, но и молоденькая жрица в чёрных одеждах. Приложив палец к губам, она проскользнула за ширму, жестом приказав идти следом. Фог скоро поняла почему: в храмовых лабиринтах мог заблудиться, пожалуй, кто угодно – кроме киморта с идеальной памятью.

– Долго ли идти? – шёпотом спросила она девушку.

– Не ответит, – так же тихо предупредил Иаллам. – Потерпи.

Жрица проводила их до скромных покоев в северной башне и так же безмолвно удалилась.

– Ты уже был здесь?

– Нет, – хрипло ответил он. – Я первый, хорошо? Готовь свои силы на всякий случай… И проси Аю об удаче, что ли.

«Кого?» – хотела переспросить Фог, но не успела – Иаллам решительно откинул бархатный полог и вошёл.

…в комнате было холодно и свежо, как где-нибудь в горах Лоргинариума. Единственное окно стыдливо куталось в голубую кисею; в шкафу вдоль восточной стены теснились книги и приборы – вперемешку, без всякого порядка; к самому подоконнику приткнулся невысокий стол, а на нём – узкая прозрачная ваза с белыми цветами, несколько толстых тетрадей и серебряный маятник-поисковик вроде того, что был у самой Фог.

– Киморт? – вырвалось у неё невольно.

– Нет, – ответили ей на шимри мягко, без акцента. – Мастер. Кимортом был мой муж.

Жрица, облачённая в белые одеяния, почти терялась на фоне стен. Белой была и её кожа – северянки, никак не южанки – и волосы, обесцвеченные временем. Тысячи морщинок испещряли её лицо и руки, свидетельствуя о долгих годах жизни, однако осанка оставалась безупречной, а взгляд – ясным.

– Я тоже из семьи мастеров, – улыбнулась Фог, чувствуя тепло в груди. – Сой-рон.

– Слышала о таких, – степенно кивнула жрица. – Моё настоящее имя – Кайта, хотя здесь меня, конечно, зовут по-другому. Прошу, садитесь. Разговор будет долгий.

Вот подушки на полу у жрицы были точно такие же, как и повсюду на юге – плотные, квадратные, с контрастной вышивкой. Фогарте Кайта предложила крепкий ишмиратский чай с твёрдым мёдом. А Иалламу, точно в насмешку, поднесла шкатулку с бумагой и пишущей палочкой:

– Тебе это, полагаю, больше пригодится, посланник конклава.

– Нет предела вашей проницательности, о мудрейшая, – благодарно сложил руки Иаллам. Выглядел он слегка ошарашенным.

– Мне девяносто лет, юноша, – вздохнула Кайта, наливая себе чай в крохотную церемониальную пиалу. – К этому возрасту или учатся читать в сердцах, или уходят в небытие. Есть, увы, и печальные исключения.

– Например, почтенный Абир-Шалим арх Астар, – охотно подхватил игру Иаллам.

– Наглый юнец, – припечатала жрица. – Не ты – он. Прибавил себе десяток лет, ритуальных татуировок и уважаемых предков, а теперь думает, что никто не помнит правды.

– Неразумно с его стороны, – хмыкнул Иаллам. На желтоватом листе бумаги появилось уже несколько аккуратных записей.

– Увы, он вполне разумен, – искренне огорчилась Кайта. – Иначе не смог бы заполучить такое влияние, чтобы теперь даже храм Пяти Ветров его опасался… Эпидемия случилась из-за него.

Иаллам подобрался, готовясь записывать.

Фог просто запоминала.

История эта началась двадцать лет назад, когда Абир-Шалим схлестнулся с гильдией мастеров Дабура. Повод был отнюдь не пустячный – рабство. На Юге свободно торговали людьми ещё со времён Пятидневной войны, и если в Ишмирате подобные сделки признавали, то в Лоргинаруме – никогда. Многие свободные мастера приезжали в Дабур именно с севера – в поисках счастья и достойной платы. И когда торговый совет закупил в Кашиме десяток новых рабов, в гильдии начало зреть возмущение.

Ведь все новые рабы оказались мастерами.

– Я была среди тех, кто требовал отменить эти варварские законы, – спокойно объяснила Кайта. – Супруг мой тогда уже ступил через порог сброса, дети и даже внуки давно выросли – кто в Ишмирате, кто под крылом у лорги… Терять мне было нечего. Нас, мастеров, в Дабуре было тридцать четыре. Тот год не пережил никто, кроме меня. Абир-Шалим давно налаживал связи с контрабандистами. Знался он с дурным народом и из Ишмирата, и из самого Лоргинариума… Говорят, даже с кем-то из нечистых на руку кимортов вёл дела. И вот через посредницу в Шимре он сговорился с тогдашним лоргой. Тот «выслал» из страны опасных людей – якобы во временное изгнание, а на самом деле продал их Абир-Шалиму. Из Дабура сложно бежать – этот город строился как крепость, а стал тюрьмой. Я знаю несколько ходов, но вывести через них незаметно могу лишь одного или двух людей, а не добрую сотню.

– И что стало с теми рабами потом? – спросила Фог тихо. От крепкого чая язык онемел.

– Часть