— Тогда вперед!

— Вперед!

И сопровождаемый «Свифтом», который все время должен был повторять все маневры французского миноносца, «Циклон» двинулся вперед прямо по борозде, оставшейся за немецким крейсером.

Весь экипаж был начеку, при заряженных минах. Сизэра и Сэнт-Клер находились впереди, окружая Сэверака, прижимавшего на своей груди обеими руками электро-отражатель.

Все трое они были бледны. Их глаза не отрывались от «Принца Генриха».

Крейсеру дан был приказ идти как можно ближе от острова Мазандам, чтобы на скалах его ожидаемые уцелевшие жертвы близкой катастрофы могли найти себе спасение, так как хотели во что бы то ни стало иметь живых очевидцев дела. Экипаж «Принца Генриха» ни на одно мгновение не терял своего хладнокровия, все слушать и наблюдать, чтобы уцелевшие от катастрофы люди могли представить полезный для остального флота отчет о гибели их судна.

— Черта пройдена! — воскликнул Сизэра, естественно суровым и резким тоном, хотя внутри себя он и ощущал дрожь волнения.

Но в то же мгновение все увидели, как немецкий крейсер словно приподнялся на водах, раздался оглушительный удар и крейсер раскололся надвое, по линии между обеими трубами… Гигантский веер пламени и столб дыма взлетели в одно время. Носовая часть крейсера передом ткнулась в волны, а задняя опрокинулась вертикально на корму, и затем в одну мунуту все исчезло в огромном водовороте… Но «Циклон» уже повернул назад, тогда как «Свифт», согласно полученному приказанию, устремился на всех парах к месту катастрофы, чтобы подобрать уцелевших людей!..

И тогда наступила очередь вскрикнуть в ужасе Сэвераку, Сизэра и Сэнт-Клеру. «Свифт» почти весь вспрыгнул из воды, раздался второй взрыв, и в то же мгновение миноносец, разбитый и разломанный, погрузился в пучину, только что поглотившую «Принца Генриха».

Мрачно Сэверак проговорил:

— Я это знал: они будут беспощадны.

И опустив на перевязи свой электро-отражатель, он в ярости хрустнул себе пальцы и устремил разъяренные глаза, где волны хлестали и били окровавленные остатки крушения.

Пять минут спустя, с «Дриднойта» дан был приказ всему флоту остановиться. А час спустя, дан был другой приказ, согласно которому на широте острова Мазандама образовалась особая эскадра из двенадцати броненосных крейсеров впереди и двенадцати броненосцев первого ранга за ними, а вокруг них двести миноносцев и истребителей, и сверх того пятьдесят подводных лодок.

И в два часа пополудни, по пушечному выстрелу с «Дреднойта», эта эскадра двинулась вперед.

«Циклон» находился в числе миноносцев.

На всех парах эскадра обогнула остров Мазандам и произвела совершенно тот же маневр, как покрывший себя славой «Принц Генрих».

И тут началась леденящая кровь гекатомба.

В два часа четыре минуты взлетел один броненосец и почти тотчас же другой.

Две минуты спустя, единовременно погибли два броненосца. Затем один за другим последовали два других броненосца и один крейсер. В два часа — опять взорвался миноносец и затем аккуратно каждую минуту — двадцать других. За это же время взорвалось еще два броненосца.

Но в то же самое время, по приказу адмирала Бересфорда, все остальные суда флота развели все пары и бросились к фатальному проходу.

И целых двадцать четыре часа колоссальная флотилия врывалась в Персидский залив.

Оксус и Фульбер сотнями рассеяли свои плавучие мины между большим островом Кихн и островом Мазандамом, составляющими грани наиболее узкой части Ормузского пролива. И больше от этих мин, чем от невидимых атак Иктанэра, взрывались ежеминутно броненосцы, крейсера, миноносцы, подводные лодки. Никому не было спасения!

И эта неописуемая гекатомба, это героическое прорывание длилось двадцать четыре часа!

25 апреля, в 2 часа пополудни, ни единой части всемирного флота не оставалось в Оманском заливе. Четыреста девяносто два судна погибли в Ормузском проливе. Что же касается остальных восьмисот шестидесяти шести судов, броненосцев, крейсеров, миноносцев, истребителей и подводных лодок, — то они, мало помалу, все сконцентрировались в заливе, вместо ранее назначенного адмиралом Бересфордом местом сбора в треугольнике, расположенном между островами Фарур, Там и Абу-Мооса.

«Циклон» и «Республика» уцелели в этом истреблении. Но «Дреднойт» был взорван и похоронил вместе с собой в волнах вместе со всем своим экипажем и адмирала Боресфорда, и его главный штаб.

Адмирал Жерминэ таким образом остался один во главе всемирного флота, убывшего на одну треть.

А Иктанэр не заметил даже тени.

Иктанэр, как только израсходовал все снаряжение «Торпедо», немедленно оставил всемирный флот среди плавучих мин, и со всей скоростью устремился на Затерянный остров. Едва прибыв в подводные гроты, он сейчас же дал о себе знать и, поставив «Торпедо» в его бассейне, отправился к лаборатории, где его ожидали Оксус и Фульбер.

— Они не обратили никакого внимания на ультиматум и я взорвал шестьдесят их судов, — проговорил он без всяких вступлений.

— Превосходно, сын мой! — воскликнул Фульбер.

И в его глазах блеснул луч удовольствия и торжества.

Иктанэр вскочил тогда со своего места и яростно зашагал по комнате. И его горе и гнев, которых он больше не мог сдерживать, вырвались из его груди в страшных угрозах и клятвах.

— Я их всех истреблю! Всех, до последнего миноносца! До последней подводной лодки! Я пойду затем в Европу и взорву все их молы и плотины, сожгу все порты! Я поднимусь по рекам и истреблю их города. Я дойду, если нужно, до самого Парижа! И они мне вернут Моизэту, или же я потоплю самого себя под руинами мира!

Он был бледен и весь дрожал. Глаза его сверкали. Вся его неукротимая и пламенная натура, созданная для борьбы и истребления, натура чудовища, полу-человека полу-акулы, восстала перед препятствием для его страсти и для его воли. Это был уже не тот решительный и ласковый юноша, которого пробудила к жизни Моизэта, но дикий и безудержный самец, который сверх всего чувствовал себя не таким как все, но вне естественных и человеческих законов и всемогущих при наличности существующего на земле порядка вещей. И он теперь смотрел на цивилизованное человечество лишь как на полишинеля и предателя, который наперекор всем законам правды, держал в своем плену Моизэту, чтобы потом когда-нибудь отдать ее предателю из предателей — Сэвераку!

Какая грандиозная и ужасная странность! Иктанэр, человек и акула, рассуждал по-человечески, но действовал как свирепый зверь; обладал чувствами любви, которое так украшает молодость человека, но в то же время и яростным инстинктом, который делает из акулы самого страшного обитателя моря!

Да! Адский гений Фульбера и холодное, жестокое, бесстрастное знание Оксуса рассчитали верно, создавая физически и морально это исключительное существо и затевая такие планы, бессознательным исполнителем которых он был.