– Так вы воры и аферисты, – одобрительно заметила я.

– Нет, – возразил он. – Это стратегия. Деньги нам нужны не для того, чтобы избавиться от трудов ради пропитания, а для продолжения этих самых трудов.

– Чудно́. Ты говоришь, что-де получив деньги – довольно, чтобы провести остаток жизни в праздности и приятных занятиях, – вы употребите их на что, чтобы трудиться больше, нежели трудились бы без этих денег. В своем ли вы уме?

– Труды эти чрезвычайно существенны. Заниматься ими для нас важнее, чем просто жить в праздности.

Я рассмеялась.

– Тогда вы протестанты! Или фермеры. Никто больше не променял бы одно на другое.

– А ты разве не променяла бы? Неужели во всем мире нет ничего настолько для тебя дорогого, что ты, получив сокровище, употребила бы его не для себя, а для сохранения любезного твоему сердцу?

И тут я умолкла, потому что поняла Тристана.

– Вот зачем нам нужны деньги, – сказал он. – Чтобы продолжать наше дело.

– А в чем оно состоит? – разумеется, спросила я, и он, разумеется, ответил: «Засекречено».

Я пожала плечами:

– Я не могу помочь в твоем деле, коли ты не говоришь, в чем оно состоит.

– Важно одно – чтобы фабрика исчезла и нам снова было где спрятать книгу.

– Так ты говоришь. Но я должна знать вашу цель, дабы понять, хочу ли я ей способствовать. Что, если она против интересов Ирландии, пусть ты и уверяешь, что в вашем Новом Свете мы процветаем?

– Это никак не связано с Ирландией.

– Тогда скажи мне, с чем это связано. Здесь и сейчас все, что ты можешь мне предложить – помимо совета сэру Эдварду утолять его похоть со мной и моими сестрами, – это знания, коими ты обладаешь, а я нет. Вот цена моей помощи – знание. Начни с чего-нибудь простого. Расскажи, чем вы занимаетесь. В целом, не в частностях.

Он насупил брови. Посидел немного, словно переваривая неприятную истину, а затем сообщил мне вот что:

– В будущем – через много лет после твоей смерти, но задолго до моего рождения – магия совершенно исчезнет.

– Не может такого быть, – ответила я.

– Мне незачем лгать и нечего предложить тебе, кроме правды.

– Кто ее уничтожит? Инквизиция? Эти глупые попы преследуют невинных женщин, как будто настоящие ведьмы дадут себя схватить, пытать и убить! Любая женщина, которая не освободилась из застенков посредством магии, почитай, и не обладала магической силой. Простая логика. Так это инквизиторы? Как они сумели при своем-то скудоумии?

Тристан покачал головой:

– Как магия исчезла – отдельный разговор для другого раза. Сейчас важно, что я и мои товарищи пытаемся ее вернуть. Но для этого нужно много всего – материалы, оборудование и накладные расходы. В чем именно они состоят – слишком долго объяснить. В мое время осталась лишь одна ведьма.

– Лишь одна! – изумилась я.

– Насколько мы знаем. Она очень стара, а когда была молода и училась, магия в мире уже почти иссякла. Так что мы в невыгодном положении. Мы пытаемся узнать больше, чтобы доставить эти знания в будущее и восстановить магию.

Теперь пришел мой черед свести брови и замолчать.

– Как ни трудно поверить твоему рассказу, – сказала я наконец, – думаю, ты говорил искренне. От имени моих сестер благодарю тебя за то, что вы делаете.

– И ты поможешь мне в этом?

– Насколько смогу, хотя у меня еще много вопросов, больше, чем было до твоего рассказа.

– Я понимаю, что это нелегко уложить в голове за один раз. Надеюсь, ты поможешь мне. И в этом предприятии, и, возможно, в других.

– Ради моих сестер, хоть я их никогда не видела, вот тебе моя рука и мое сердце. Однако начнем с теперешней задачи, хорошо?

– Хорошо. Когда покончим с ней, мне будет понятнее, в какую сторону двигаться. И я расскажу тебе больше.

– Да уж, расскажи. Итак, нам надо найти другое средство, чтобы сэр Эдвард не дал денег Бостонскому совету.

– Может, он спустил наследство? – предложил Тристан. – Ты можешь сделать, чтобы так случилось?

Я мотнула головой:

– Это было бы поведение человека совсем другого склада, а значит, потребовало бы слишком много других перемен. Нужно что-нибудь простое, однократное. Может, он не родился или умер в детстве.

– Это немножко чересчур, – сказал Тристан, которого я до сих пор не подозревала в чувствительности. – Плюс у него есть потомки, достаточно значительные, чтобы попасть в энциклопедию.

– Куда?

– У него есть важные для истории дети, которые еще не родились. Мы не можем настолько менять будущее. Он должен остаться в живых. – Тристан задумался. – Может, он вложился в Бостонский совет, но корабли погибли в море?

– Мы не насылаем непогоду, кроме как в сказках. Это не то что просто поднять бурю и сбить корабль с курса. Магия более научна, если тебе знакомо такое понятие.

– Знакомо, – ответил он.

– Но давай я проверю. – С этим словами я достала из-за сундука мой айриаван и поднесла к лицу.

– Ты собираешься проверять это, глядя на метлу? – спросил Тристан.

– Это не метла, – ответила я, хотя и не знала английского названия – никогда не было случая его употребить.

Смущение Тристана неудивительно. Для него это выглядело пуком веточек, перевязанных, как метелка. Да и разве мне не доводилось слышать о ведьмах, подметающих своими айриаванами пол, дабы отвести подозрения попов и любопытных соседок?

– Это… счеты, – объяснила я. – Какое у тебя странное лицо стало, Тристан Лионс. С чего бы?

– А что ты с этим делаешь? – спросил он точь-в-точь как ребенок, который увидел саламандру и хочет ее потрогать. Небось выхватил бы айриаван у меня, коли бы не сдержался.

– Он помогает мне просчитывать шансы и возможные осложнения всех таких дел. Без него я бы не просновала в эту Нить, чтобы тебе помочь. Игры, в которые ты играешь, чреваты очень серьезными последствиями, и эта вещь позволяет мне узнать, что может получиться.

Было заметно, что он старается дышать ровно.

– Ты знаешь, что такое кипу?

Я мотнула головой.

– А цамологеп?

– О чем ты?

– У нас… у нашей ведьмы есть что-то вроде твоей метлы, но из другого материала. Мягкое, не жесткое. Но такое же ветвящееся, из множества нитей. Она применяет эту вещь так же, как ты – свою. Чтобы просчитывать возможные последствия магии. Как это работает?