— А вы знаете, кто был этот дядя в коричневом халате? — спросил он хвастливо. — Это контрразведчик. Он лежит в госпитале с поломанным носом, а сюда прибыл по делам службы. Он ведет расследование.

Капеллан быстро взглянул на капрала и спросил с подчеркнутым сочувствием:

— Надеюсь, вы не попали в беду? Может быть, нужна моя помощь?

— Нет, я-то не попал в беду, — усмехнулся капрал Уитком. — А вот вы попали. Они собираются прищемить вам хвост за то, что вы ставили подпись Вашингтона Ирвинга на письмах. Как вам это нравится?

— Я никогда не подписывался именем Вашингтона Ирвинга, — сказал капеллан.

— Ну мне-то можете не врать, — ответил капрал Уитком. — Передо мной можете не оправдываться.

— Но я вовсе не лгу.

— А мне все равно — врете вы или нет. Они собираются вас привлечь за перехват служебной переписки майора Майора. А там что ни бумажка, то секрет.

— Какая переписка? — жалобно спросил капеллан, начиная нервничать. — Я не видел никакой переписки майора Майора.

— Мне-то можете не врать, — ответил капрал Уитком.

— Но я вовсе не лгу, — запротестовал капеллан.

— Не пойму, почему вы кричите на меня? — с оскорбленным видом возразил капрал. Он отошел от стояка и погрозил капеллану пальцем: — Только что я оказал вам такую большую услугу, какую вам никто сроду не оказывал, а вы этого даже не цените. Этот контрразведчик десятки раз пытался донести на вас начальству, а какой-то госпитальный цензор вычеркивал из его доносов все подробности. Он лез из кожи вон, пытаясь упечь вас за решетку. А я взял да и начал ставить цензорский штамп на его письма, даже в них не заглядывая. Это создаст о вас очень хорошее впечатление в управлении контрразведки. Они там поймут, что мы нисколько не боимся, если вся правда о вас выплывет наружу.

Капеллан заерзал на стуле.

— Но ведь вы не имеете права цензуровать письма.

— Конечно, нет, — ответил капрал Уитком. — Только офицеры имеют право. Я цензурировал от вашего имени.

— Но я тоже не уполномочен проверять чужие письма.

— Я и это предусмотрел, — заверил его капрал Уитком. — Я расписывался за вас чужим именем.

— Но ведь это подделка!

— Об этом тоже не беспокойтесь. Пожаловаться может только человек, чью подпись я подделал, а я, заботясь о ваших интересах, взял фамилию покойника. Я подписывался: «Вашингтон Ирвинг». — Капрал Уитком тщательно изучал выражение лица капеллана, отыскивая на нем признаки возмущения, и доверительно, но не без лукавства прошептал: — А ловко я все это устроил, правда?

— Не знаю, — промямлил капеллан. Голос его дрогнул, а лицо искривила уродливая, страдальческая гримаса полнейшего недоумения. — Кажется, я ничего не понял из того, что вы мне говорили. Почему я должен произвести на них хорошее впечатление, если вы подписывались не моим именем, а Вашингтоном Ирвингом?

— Да потому, что они убеждены, что вы — это Вашингтон Ирвинг. Понимаете?

— Но ведь именно это заблуждение мы и должны развеять. А то, что вы сделали, поможет им доказать обратное.

— Знай я раньше, что вы такой тупой, я бы ради вас и пальцем не пошевелил, — с негодованием объявил капрал Уитком и вышел из палатки.

Через секунду он вернулся.

— Я оказал вам такую услугу, какую вам сроду никто не оказывал, а вы этого даже не цените. Вы понятия не имеете, что такое благодарность. Это еще один ваш недостаток.

— Весьма сожалею, — покаянным тоном произнес капеллан, — искренне сожалею. Просто я так ошарашен вашим сообщением, что сам не ведаю, что говорю. В самом деле, я очень вам признателен.

— Тогда, может быть, вы мне разрешите приступить к рассылке писем соболезнования? — тут же спросил капрал Уитком. — Не набросать ли мне примерное содержание?

От удивления у капеллана отвисла челюсть.

— Нет, нет, — простонал он, — только не сейчас.

Капрал Уитком взорвался.

— Я ваш самый близкий друг, а вы этого не цените! — заявил он задиристо и вышел из палатки.

И тут же вошел обратно.

— Я за вас горой, а вы этого не цените? Вы даже не догадываетесь в какую серьезную историю влипли. Ведь этот контрразведчик сломя голову помчался в госпиталь сочинять свеженькое донесение насчет помидора.

— Какого помидора? — моргая ресницами, спросил капеллан.

— Помидора, который вы прятали в кулаке, когда появились на поляне. Вы его и сейчас держите в руке.

Капеллан разжал пальцы и с удивлением увидел у себя на ладони помидор, взятый в кабинете полковника Кэткарта. Он поспешно положил его на стол.

— Я взял этот помидор у полковника Кэткарта, — сказал он и поразился, насколько абсурдно прозвучало его объяснение. — Я взял помидор по настоянию полковника.

— Ну мне-то вы можете не врать, — ответил капрал Уитком. — Мне-то все равно — украли вы помидор или нет.

— Украл? — изумленно воскликнул капеллан. — Зачем мне было красть помидор?

— Мы тоже над этим ломали голову, — сказал капрал Уитком. — А потом контрразведчик высказал предположение, что, возможно, вы спрятали в помидор какие-нибудь важные секретные документы.

У капеллана затряслись поджилки.

— Вовсе я не прятал в нем никаких секретных документов, — заявил он напрямик. — Я и брать-то его не хотел. Вот можете посмотреть. Возьмите и убедитесь сами.

— На что он мне сдался?

— Ну возьмите, пожалуйста, — упрашивал капеллан еле слышным голосом. — Я буду рад от него избавиться.

— Да на что он мне сдался? — снова отрезал капрал Уитком и, сердито нахмурившись, важной походкой направился к выходу. При этом он с трудом сдерживал улыбку торжества: ему удалось хитроумным способом заполучить могущественного союзника в лице контрразведчика, а также убедить капеллана, что на сей раз он обижен не на шутку.

«Бедный Уитком», — вздохнул капеллан, коря себя за то, что так озлобил своего помощника. Капеллан сидел молчаливый, задумчивый, обескураженный, меланхолично дожидаясь возвращения капрала Уиткома. Он был разочарован, услышав, как энергичные шаги капрала Уиткома постепенно стихают вдали. Капелланом овладела полнейшая апатия. Он решил пропустить ленч в столовой и ограничиться кусочком шоколада «Млечный путь», хранившимся в его дорожном чемоданчике, а также несколькими глотками тепловатой воды из фляги. Ему казалось, что вокруг него — плотный, непроницаемый туман. Он ужасался при мысли, что подумает полковник Кэткарт, узнав о возникших подозрениях, что капеллан-то и есть Вашингтон Ирвинг. И еще капеллан терзался, пытаясь догадаться, какого теперь о нем мнения полковник Кэткарт, после того как он, капеллан, затеял разговор об этих шестидесяти вылетах. В мире столько несчастья, думал капеллан, все ниже и ниже опуская голову, полную горестных мыслей, и ничем, ровным счетом ничем, он не может помочь никому, а себе — тем более.