Он щелкнул пальцами, и один из бойцов выбежал из комнаты. Спустя минуту из коридора донеслись парные шаги: военные ботинки и легкие туфельки.

Боец появился уже без шокера, а может, это был и не тот – они все носили непроницаемые шлемы и казались похожими, как консервы в гуманитарке. Посторонившись, он пропустил вперед Гертруду.

– Здравствуй, Андрей, – кивнула она.

– Зачем ты здесь?

– Сообщить тебе одну новость. Вчера я прошла тест… Не интеллекта, другой. Эти тесты только женщины проходят. Поздравь меня, результат положительный. Или себя поздравь… это уж как решишь. Так что придумывай имя. Сроку – до февраля, как раз до зимнего праздника.

Гертруда могла и врать, но что-то Андрею подсказывало: она говорит правду.

Он расшвырял ногой коробки из-под терминалов и сел на стул. Потом растер по лицу грязь и пот и снова осмотрелся.

Вадик лежал на полу, заливая «поедающих людей» кровью. Никита Николаевич увлеченно исследовал бусинку радиомаяка. Илья переминался с ноги на ногу, однако по глазам было видно, что мысленно он находится уже не здесь, а в каких-то теплых краях. Эльза мучительно ворочалась, баюкая раненую руку.

Андрей поиграл нестреляющим пистолетом и отбросил его в сторону.

– Не думал, что буду кому-то так нужен, – задумчиво произнес он. – Кроме Барсика… кроме существа.

– Твой Барсик умер.

– Да. Барсик умер. И его скормили другому.

– Значит, так надо, – отозвался Сергей Сергеевич. – Мы все что-то едим.

– Или кого-то…

Андрей переплыл бассейн по диагонали и, поднявшись по хромированной лесенке, накинул теплый махровый халат. В зале было совсем не холодно, скорее даже жарко, но за окном творилось такое, что кожа покрывалась мурашками.

На улице второй день бушевала вьюга, и в завтрашнее прояснение Андрей верил с трудом. Разве что метеорологи расстараются, наведут в небе порядок. И пусть попробуют не навести. Двадцать седьмого февраля на всей территории ТДР должно быть солнечно круглые сутки, как пошутил один академик.

Андрей вытер лицо и, кинув полотенце на мраморный бордюр, со сладким стоном ухнул в виброшезлонг. Жизнь в блоке научила его ценить маленькие радости, и он их ценил. Андрей достал пальцем ноги низкую тележку на колесиках и подкатил ее к себе. Много соков и лимонада. Алкоголя он в доме не держал.

Телемонитор под высоким потолком, здоровенный «Тошиба-Рубин Электронике», сыграл тему из Вагнера, и Андрей, отыскав среди стаканов радиопульт, ткнул в кнопку.

На экране возникло псевдообъемное изображение:

Эльза, тоже в шезлонге и тоже возле бассейна, только поскромнее.

– Привет, – сказала она.

Ей явно льстило, что она вот так может поздороваться с Андреем. Просто «привет».

– Привет, – повторила Эльза. – Не отвлекаю?

– Отвлекаешь, конечно. От мыслей о тебе.

– О-о!.. У меня учащается пульс. Поздравляю с рождением сына, – улыбнулась она. – Имя уже дали?

– Нет еще. А кто протрепался?

– Илюша. Мы с ним часто видимся. Он в Гамбурге галерею открыл. Самое модное место в Европе.

– Слышал. Те картинки там тоже висят?

– Ну! Гвоздь программы.

– И как? Никто пока не вздернулся?

– Вроде нет.

– И не вздернется, – спокойно сказал Андрей. – Вадик был большим идеалистом. А что там у вас с погодой?

– В Кембридже неделю снег с дождем идет. Слякоть, противно.

– Ничего, завтра будет лучше.

– Естественно, – отозвалась Эльза. – Ко Дню Единения всегда лучше. Народная примета.

– Как учеба? Сергеич тебя в аналитический отдел прочит. Ты уж не подведи. И вот… У вас на факультете есть некая Белкина…

– Я понимаю, о ком ты. Если честно, у нее еще ветер в голове.

– Молодая… Присмотрела б ты за ней. Все-таки наставником была, у тебя опыт.

– Это можно…

Эльза опустила глаза и, помедлив, спросила:

– Вы с Гертрудой отношения оформлять не собираетесь?

– Что оформлять, если их нет?

– Да?.. Хочешь, я тоже тебе кого-нибудь рожу?

Андрей засмеялся.

– «Кабы я была царица»… О'кей, приезжай на каникулы, поработаем над этим вопросом.

– «Царица»! – фыркнула она. – Сказки читаешь?

– Рад бы, да времени нет. Приезжай, я серьезно.

– Каникулы не скоро, весной.

– Это мы уладим. Значит, завтра я тебя жду. День Единения как-никак.

Эльза кокетливо наморщила носик:

– Уломал. Тогда до завтра.

Андрей выключил монитор и, хлебнув сока, взял с пола терминал. Введя пароль, он открыл список кандидатур на внеочередной праздничный тест. Сергей Сергеевич наметил шестьдесят одного человека – разумеется, только по Москве, за остальные регионы отдувались другие. Сергеичу Андрей доверял, но список хотел проверить лично.

Пролистав шестьдесят один отчет, он пришел к выводу, что ошибок нет, и дал указание социальной службе готовить места в Бибиреве-6, Бибиреве-12 и Ясеневе-16. Этой зимой на конвертерах не хватало рабочих рук, поэтому Андрей дописал: «всем – от 73 до 80 баллов».

Задумчиво поводив пальцем по экрану, он вернулся в конец списка. Между гражданами ТДР Чуваевым и Чусовой он вставил гражданина Чумакова, а в графе «Отметки» указал: «особое решение». С особыми решениями никто спорить не станет, тем более – с его, Андрея Белкина, решениями. А шестьдесят один или шестьдесят два – это для Тотальной Демократической Республики не принципиально.

Андрей отложил терминал и, сняв халат, с разбега прыгнул в воду. Вынырнув, он услышал, что его опять вызывают.

– Да? – сказал он, подхватывая с бордюра полотенце.

На экране показался Никита Николаевич. От его былой немощи не осталось и следа – худенькая спинка выпрямилась, лицо порозовело, серая пакля на голове превратилась в аккуратную прическу. Никита Николаевич стал свеж и благообразен.

– Что ж ты начальство голяком встречаешь? – спросил он.

– Когда это ты был моим начальством?

– Всегда был, – удивленно вздернув брови, ответил Никита Николаевич. – Еще с тех времен, Андрюша.

– В те времена начальник у нас был один. Если помнишь.

– Бригадир? Помню, как не помнить…

– Академик, ты по делу или от скуки?

– По скучному делу, Андрюшенька. Ты знаешь наши проблемы…

– У вас в Этическом Совете всегда проблемы. Хоть бы раз связался просто поболтать. На чаек зашел бы. С печеньицем.