И Дик тоже не спал в своей камере ниже этажом и, как он позже вспоминал, так же жаждал поговорить с Перри – выяснить, что этот урод им рассказал. Господи, его не удалось даже убедить выучить в общих чертах алиби насчет «Утехи» – хотя они довольно часто его обсуждали. И если эти ублюдки припугнули его свидетелем! Десять против одного, что этот шибздик подумал, что они говорят об очевидце. Тогда как он, Дик, сразу понял, кто этот так называемый свидетель: Флойд Уэллс, его старый друг и бывший сокамерник. Отсиживая последние недели заключения, Дик замыслил прирезать Флойда – вонзить ему в сердце «заточку», – и дурак, что не сделал этого. Кроме Перри, Флойд Уэллс был единственным, кто мог связать имена Хикок и Клаттер. Флойд, с его сутулыми плечами и скошенным подбородком, – Дик всегда думал, что он сдрейфит. Но сукин сын, наверное, надеялся получить какую-нибудь эдакую награду – досрочное освобождение, или деньги, или и то и другое вместе. Но скорее в аду наступит оледенение, чем он получит вознаграждение. Потому что россказни преступника не являются доказательством. Доказательства – это следы, отпечатки пальцев, очевидцы, признание. Если эти ковбои могут предъявить ему только историю, которую им рассказал Уэллс, то особенно беспокоиться не о чем. Если уж на то пошло, Перри куда опаснее Флойда. Перри, если он сломается и начнет болтать, приведет их обоих прямо на Перекладину. И внезапно ему открылась истина: это Перри нужно было заставить умолкнуть. Хотя бы на той горной дороге в Мексике. Или по пути через Мохаве. Почему это раньше не приходило ему в голову? Теперь-то пришло, да слишком поздно.

В конце концов на следующий день в пять минут четвертого Смит признал, что про Форт-Скотт он все наврал.

– Просто это была отговорка, которую Дик придумал для своих стариков. Чтобы его отпустили на ночь. Чтобы он мог спокойно выпить. Понимаете, папаша у Дика не спускал с него глаз, боялся, что он нарушит условия освобождения. Поэтому мы придумали сказочку про мою сестру. Только для того, чтобы мистер Хикок не волновался.

Во всем остальном он продолжал придерживаться прежней версии, и как Дунц с Дьюи ни пытались сбить его с толку и обвинить во лжи, он лишь добавлял все новые и новые детали. Сегодня он вспомнил, что проституток звали Милдред и Джейн (или Джоан). «Они нас обокрали, – тоже припомнил он. – Смылись со всеми нашими бабками, пока мы дрыхли». И хотя даже Дунц утратил самообладание и вместе с галстуком и пальто сбросил свое загадочное сонливое достоинство, подозреваемый оставался все таким же довольным и безмятежным; он упорно стоял на своем. Он никогда не слышал ни о Клаттерах, ни о Холкомбе, ни даже о Гарден-Сити.

Через коридор от них, в прокуренной комнате, где происходил повторный допрос Хикока, Черч и Най в основном придерживались стратегии окольного пути. Ни разу за время этого интервью, длившегося почти три часа, никто из них ни словом не упомянул об убийстве – и это держало подследственного в постоянном напряжении. Они говорили обо всем остальном: о взглядах Хикока на религию («Про ад я все знаю. Я там побывал. Может, где-нибудь есть и рай. Богатые обычно так и считают».); о его сексуальном прошлом («Я всегда был абсолютно нормальный».); и снова об их с Перри блужданиях по двум странам («Почему мы нигде не остановились? Мы искали нормальную работу. Но так ничего приличного и не нашли. Однажды я весь день рыл какую-то канаву…»). Но все вертелось вокруг того, о чем детективы умалчивали, и у Дика от этого заметно портилось настроение. Наконец он прикрыл глаза и потрогал веки кончиками дрожавших пальцев. И Черч спросил:

– Тебя что-то беспокоит?

– Голова болит. Паршиво себя чувствую.

Тогда Най сказал:

– Посмотри на меня, Дик.

Хикок повиновался, и на лице его появилось выражение, которое детектив истолковал как просьбу говорить, обвинять и дать наконец подозреваемому скрыться в святилище стойкого отрицания своей вины.

– Когда мы вчера беседовали, я сказал, что убийство Клаттера было совершено почти идеально. Убийцы допустили только две ошибки. Первая – то, что они проморгали свидетеля. А вторая – что ж, сейчас я тебе покажу.

Поднявшись, он взял в углу коробку и портфель, которые принес в комнату перед началом допроса. Из портфеля Най вынул большую фотографию.

– Это, – сказал он, положив ее на стол, – фотография следов, обнаруженных возле тела мистера Клаттера. А здесь, – он открыл коробку, – сапоги, которые их оставили. Твои сапоги, Дик.

Хикок посмотрел и отвел взгляд. Он поставил локти на колени и закрыл голову руками.

– Смит, – продолжал Най, – был еще неосторожнее. У нас есть и его сапоги тоже, и их подошвы в точности совпадают с другими следами. Кровавыми.

Черч расставил последние точки над «i»:

– Теперь о том, что будет с тобой дальше, Хикок, – сказал он – Ты вернешься в Канзас. Тебе будет предъявлено обвинение в четырех убийствах первой степени. Пункт первый: пятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года некто Ричард Юджин Хикок незаконно, преступно, преднамеренно и по собственной воле лишил жизни Герберта У. Клаттера. Пункт второй: пятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года тот же самый Ричард Юджин Хикок незаконно…

Хикок сказал:

– Клаттеров убил Перри Смит. – Он поднял голову и медленно выпрямился на стуле, словно боксер, который, пошатываясь, поднимается с ковра. – Это Перри. Я не смог его остановить. Он всех их убил.

Почтмейстерша Клэр, наслаждаясь чашечкой кофе в «Кафе Хартман», выразила неудовольствие тем, что радио играет слишком тихо.

– Сделайте погромче, – потребовала она.

Радио было настроено на волну станции Гарден-Сити. Она услышала слова: «…После своего драматического признания Хикок, рыдая, вышел из комнаты для допроса и в коридоре потерял сознание. Агенты Канзасского бюро расследований едва успели его подхватить. Они говорят, что, по словам Хикока, он и Перри Смит вторглись в жилище Клаттера, надеясь найти там сейф с десятью тысячами долларов как минимум. Но не найдя сейфа, они связали всех членов семьи и застрелили их одного за другим. Смит не подтверждает и не отрицает своей причастности к преступлению. Когда ему сообщили, что Хикок подписал признание, Смит сказал: „Я хотел бы увидеть эту бумагу", но его просьба была отклонена. Следователи пока отказываются с уверенностью утверждать, кто из задержанных стрелял в жертв. Они напоминают, что пока им известна только версия Хикока. Агенты Канзасского бюро расследований, сопровождающие задержанных в Канзас, уже выехали из Лас-Вегаса. Ожидается, что машины прибудут в Гарден-Сити в среду вечером. Тем временем окружной прокурор Дуэйн Уэст…»

– Развели, значит, – сказала миссис Хартман. – Догадались, надо же. Неудивительно, что этот гад упал в обморок.

Остальные – миссис Клэр, Мейбл Хелм и молодой фермер с хриплым голосом, который зашел купить жевательного табака «Браунз Мул», – заговорили все разом. Миссис Хелм промокнула глаза бумажной салфеткой.

– Я не буду слушать, – сказала она. – Я не должна. И я не буду.