Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медицинские факультеты существовали при университетах двух десятков городов, особенно славились Нанси, Монпелье и Лион. Но в XVII веке преподавание в них велось на латыни по древним текстам и было оторвано от жизни; будущие врачи не имели никакой практики, о строении человеческого тела судили по трудам Клавдия Галена, восходившим к трактатам Гиппократа. По сути, обучение в университете приносило лишь докторскую степень, а не знания, и этот прискорбный факт нашел свое отражение в поговорке: «Не всяк врач, кто носит мантию». В Париже преподавали традиционную медицину, основанную на трех китах: александрийский лист, отруби и кровопускание (первые два средства – эффективное слабительное). Университет Монпелье был единственным во Франции, признававшим алхимическую медицину, родоначальником которой, веком раньше, стал Парацельс; рекомендуемые снадобья создавались на основе химических соединений. Медицинский факультет Монпелье давал лучшее образование, стоявшее ближе к современной медицине, чем парижский, к тому же там терпимо относились к протестантам.
В медицине главенствовала теория о жидкостях, согласно которой состояние здоровья человека обусловлено сочетанием четырех природных элементов (тепла, холода, сухости и влажности) и четырьмя телесными жидкостями (кровью, слизью, желтой желчью и зеленой желчью).
Вот, например, как в те времена объясняли, что такое водянка (следствие заболеваний, связанных с закупоркой или сдавливанием вен): «Водянка есть болезнь, происходящая от изобилия материи. Причиной ее является посторонняя телу холодная материя, которая проникает в промежутки между частицами органов и разбухает там. Она проникает либо во все внешние органы, либо в полые места в тех областях, где происходит воздействие на пищу и соки. Разновидностей водянки существует три: "водянка мяса", причиной которой является водянистая, слизистая материя, расходящаяся вместе с кровью по органам, "бурдючная водянка", причиной которой является водянистая материя, изливающаяся в пространство нижней полости и в прилежащие к ней места, и "барабанная водянка", причиной которой является ветровая материя, распространяющаяся в тех же областях. Возникает водянка и вследствие значительного выведения черной желчи».
Несчастному Людовику XIII, с детства страдавшему хроническим энтеритом, за один год поставили более трехсот клистиров. (Лекаря с клизмой наизготовку называли «мушкетером, стреляющим с колена».) С той же целью больным «отворяли кровь». До конца XVIII века кровопусканиями и промываниями желудка лечили все, включая помешательство.
Настольной книгой аптекаря, выполнявшего рекомендации врача, была фармакопея Николая Мирепса (буквально – «изготовитель мазей») – главного медика при дворе никейского императора XIII века Иоанна III Ватаца; в XIV веке она была переведена на латынь. Наличие этого справочника проверяли два врача, которым был поручен контроль за лабораториями аптекарей. Он включал в себя 2656 рецептов, распределенных по 48 классам на основании фармакологических свойств, в том числе 51 клизму; среди ингредиентов часто упоминались уксус, камфара и александрийский лист. На миниатюрах, иллюстрирующих книгу, было изображение доктора, держащего пузырек, его пациента на костылях, аптекаря и его помощника, смешивающего лекарства.
Байрон писал, что ланцет пролил больше крови, чем шпага. По представлениям того времени, для оздоровления организма следовало очистить его от дурной крови: «Чем больше выкачиваешь из колодца гнилой воды, тем больше туда поступает чистой». В дневнике маркиза Данжо есть упоминание о том, как племянник Людовика XIV заболел краснухой. Все лечение свелось к утренним кровопусканиям в течение трех дней и покою. Ревностным приверженцем кровопусканий был известный в то время врач Ги Патен; он назначал кровопускание даже грудным детям.
В апреле 1711 года от кори умер Великий дофин (сын Людовика XIV), в феврале 1712 года – его сын с женой. В марте ту же болезнь подхватили двое внуков покойного дофина. Новый наследник трона, пятилетний герцог Бретонский, умер 8 марта. Дофином стал двухлетний герцог Анжуйский. Его гувернантка госпожа де Вантадур решила лечить его сама, не подпускала к нему врачей и не позволяла отворять ему кровь. Мальчик выжил и стал впоследствии королем Людовиком XV. В 1757 году Дамьен пырнул его ножом. Госпожи де Вантадур рядом уже не было, и врачи чуть не довершили дело убийцы, сделав королю кровопускание.
В 1747 году будущий маршал Рошамбо был ранен во время битвы при Лауфельде. В него попали две картечные пули: одна вошла в голову через глаз, задев височную кость, другая – в бедро навылет. Чтобы избежать воспаления и жара, ему восемнадцать раз пускали кровь. Несмотря на такое лечение, он выжил и через год снова сражался. Людовика XIV лечили кровопусканиями от подагры: в этом серьезном случае не рекомендовалось прибегать к пиявкам.
Медицинские пиявки являли собой альтернативу ланцету хирурга, однако в XVII веке они применялись за пределами Франции – в Швейцарии и Италии. Новатор Людовик XIV стал первопроходцем и в этой области; его примеру, как водится, стали подражать придворные вельможи. Возникла даже своеобразная эстетика: хирурга просили расположить пиявок не как попало, а чтобы следы от их укусов очерчивали сердечко и т. п.
Отцом французской хирургии считается Амбруаз Паре, живший в XVI веке и изобретший метод перевязывания артерий при ампутациях, благодаря чему некоторым пациентам удавалось сохранить жизнь. Ампутация была единственной операцией, практиковавшейся на полях сражений. В XVI веке между хирургами разгорелся спор: одни утверждали, что следует резать по уже пораженным гангреной тканям – это не столь болезненно, и крови теряется меньше; другие рекомендовали резать «по живому», то есть здоровому участку, останавливая кровотечение наложением жгутов (это средство считалось более эффективным, чем прижигание каленым железом или едкими веществами). Но к XVII веку полученный горький опыт, когда ампутация гангренозных членов нередко приводила к смерти пациента, убедил хирургов проводить эту операцию до появления воспаления. Порой они решительно отнимали руку или ногу, которую еще можно было спасти. Поскольку такая операция проводилась без всякой анестезии (разве что пациента опаивали водкой), многие предпочитали умереть, чем терпеть адскую боль, а потом еще страдать от фантомных болей (их природу изучал Декарт).
В качестве обезболивающего средства Амбруаз Паре рекомендовал опиум; врача-алхимика Парацельса вообще прозвали doctor opiatus. Парацельс изобрел обезболивающее средство следующего состава: фиванский опий, сок апельсина и айвы, корица, гвоздика, шафран, мускус, амбра, кораллы и жемчуг. Английский врач Сиденхем (1624-1689), которого прозвали британским Гиппократом, успешно использовал опиумную настойку для анестезии. «Среди всех снадобий, которые Господь всемогущий подарил человеку, чтобы утишить боль, нет ничего более универсального и действенного, чем опиум, – писал он. – Сие лекарство столь необходимо медицине, что она не сможет без нее обойтись, и если врач научится обращаться с ним как должно, оно сотворит удивительные вещи, которых не ждешь от одного-единственного снадобья». Сиденхем, действительно, использовал опиум и для лечения дизентерии, подагры и нескольких других заболеваний. Однако во Франции опиум не нашел столь широкого применения, как в Англии. Пришлось ждать почти целый век, чтобы преодолеть консерватизм врачей и Церкви, считавшей, что боль ниспослана нам свыше как испытание, а потому ее необходимо терпеть.