Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А именно?
— Джейми планировала открыть в Нью-Йорке дорогую кулинарию для гурманов — по типу той, что у Пейтон. И постоянно выспрашивала у Робин, как делается то, как делается это. Качала из нее внутреннюю информацию сколько хотела. А та, дурочка, все Пейтонское ноу-хау за стаканчиком и выбалтывала, Более чем уверен, открой Джейми свою кулинарию, она бы Робин выкинула как выжатый лимон — гуляй, ты мне больше не нужна.
— Ну, я слышала, что шансов начать свое дело у Джейми практически не было. Инвесторы с неба не падают.
— Тут вы ошибаетесь, — возразил Брейс. — Инвесторы были. Она даже место приглядела и уже вела переговоры об аренде.
— Вы шутите!
— Робин просила меня оценить профессиональным взглядом бизнес-план Джейми. У Джейми и лицензия уже была, и деньги на счете.
Все это явилось для меня удивительной новостью.
И Пейтон, и Алисия пребывали в убеждении, что у Джейми ничего не получается с ее проектом.
Что таится за подобной скрытностью Джейми? Хитрость или что похуже?
— Ну и как бизнес-план?
— Не знаю. Я наотрез отказался помогать этой стерве. Робин жутко обиделась.
— Похоже, Джейми вам чем-то серьезно не угодила.
Брейс отставил кружку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Про угодила не угодила я ничего не говорил, — раздраженно сказал он. — Я Джейми лично не знал. Меня она не использовала. Но смотреть, как она подтирает зад женщиной, которая мне небезразлична, мне было противно.
Он кинул взгляд на наручные часы и залпом допил пиво.
— Мне пора. — Брейс со стуком поставил кружку на стойку, встал и, схватив с пола свое пальто, как львица львенка за загривок, пошел к выходу. Ни тебе прощай, ни тебе до свидания.
Я осталась и еще несколько минут размышляла, потягивая пиво.
Какая-то мысль просилась в голову — как наша домашняя собака когда-то тыкалась мне в ногу, когда я, девочкой, ела пирожок с мясом. Что за мысль, какой породы, я не могла угадать.
Брейс мне, мягко говоря, не понравился.
Возможно, это дурацкое предубеждение против всех, работающих на Уолл-стрит.
Брокерьё.
А может, это физическая неприязнь — странные медные глаза…
Понятно, что Робин страдала от его постоянного неприсутствия — такие брейсы ни для кого не имеют времени. Даже когда они сидят рядом с тобой, ты все время чувствуешь, что они на тебя время тратят. И тебе очень стыдно.
Но как же он Джейми ненавидит! Весь ощетинился при первом упоминании ее имени.
И тут мысль, которая тщетно просилась мне в голову, нашла щелочку. Всплыла недавно услышанная чужая фраза.
«Они стали на пару костерить мужиков — благодатная почва для женской дружбы».
Слова Эшли по поводу истоков дружбы Джейми и Робин.
По версии Брейса, Робин обрела в Джейми психологическую опору. Джейми льстила и поддакивала, а сама вертела Робин как хотела. Возможно, именно она отговорила Робин возвращаться к бывшему мужу.
Вчера я отвергла Брейса в качестве убийцы — зачем ему убивать Джейми? А сегодня вижу мотив.
Брейс мог полагать, что Джейми стоит между ним и Робин.
А когда Брейс убедился, что и теперь, без Джейми, Робин к нему не вернется, он совсем потерял голову и организовал несчастный случай.
Ну а Эшли?
В этой версии она погибла потому, что могла разоблачить Брейса.
Особых планов на вечер у меня не было. А значит, мне ничего не светило, кроме как слоняться по квартире и переживать попеременно на две темы: где бродит и что планирует мой таинственный преследователь? как и когда мы окончательно помиримся с Джеком?
К счастью, Лэндон, как добрый ангел, спас мой вечер: накормил меня, обласкал и вырвал из замкнутого круга дурацкой рефлексии.
Но прежде было следующее.
Допив пиво, я вышла из «Хэрриса».
Час пик на Уолл-стрит закончился, машин стало меньше, брокерьё разъехалось или по домам, в пригороды, или заполнило фешенебельные рестораны на Улицах к северу от Уолл-стрит.
На мостовой я остановилась и, битый час переминаясь с ноги на ногу, пыталась определить, не ждет ли меня за каким-нибудь углом Медноглазый. Вроде бы нет.
Я вскочила в первое же такси, которое показалось в поле видимости. И столько раз за всю дорогу оглядывалась, что таксист стал коситься на меня с подозрением: то ли дурочка, то ли от полиции рвет когти.
Даже зайти в гастроном показалось мне неподъемным подвигом. Такси я остановила прямо у парадного, юркнула внутрь и, наверное, бежала бы вприпрыжку по лестнице до самой своей квартиры, не живи я так высоко.
Зато потом пришлось пожинать плоды трусости. В доме хоть шаром покати: в холодильнике коробка просроченного сыра и взъерошенный пук краснолистного салата — как страшная голова горгоны Медузы. Синяк на груди опять заныл, а обезболивающего нет. Я хотела в полном отчаянии кинуться ничком на постель, но тут заметила огонек на автоответчике. Лэндон. Звонил пятнадцать минут назад.
— Ты жива? Придешь рано, стукни три раза в стену. Или заходи на сандвич.
Сандвич сандвичу рознь. Лэндонский в тот вечер был чудесен. Тосканский хлеб с хрустящим беконом, нежнейшим шпинатом и грунтовыми помидорами, которые Лэндон посреди зимы раздобыл неведомо где. Каждый кусочек напоминал мне лето с мамой и братьями в Кейп-Коде. А еще салат из тех же невероятно ароматных помидоров, сдобренный французскими оливками.
— Конечно, ужин не по сезону, — сказал Лэндон извиняющимся тоном. — Но чем богаты, тем и рады.
— Вздор! Потрясный ужин. Бальзам для истерзанной души!
— А что, душа истерзана? — участливо осведомился Лэндон.
— Не то слово. Согласно вашему любимому выражению, черт как раз уносит мою жизнь в пекло в плетеной корзинке.
— Рассказывай, не томи. Опять это связано с Пейтон Кросс-авицей?
— Все бы вам шутить!
Я пересказала все свои злоключения — от случая на дороге в пятницу вечером до сегодняшней выпивки с Брейсом в «Хэррисе».
Выслушав мою сагу, Лэндон разволновался и запричитал:
— Что же это такое на свете творится!
— А главное, — сказала я, — до сих пор понятия не имею, за какую ниточку мне потянуть. По-прежнему нет никаких прямых доказательств, что несчастные случаи на самом деле убийства. Поэтому я решила начать с другого конца — на время забыть про сбор улик и полностью сосредоточиться на мотиве преступления. И пусть сам мотив укажет, где и как искать улики.
— Нашла мотив?
— Несколько человек имеют причины сорваться с тормозов, но причины все какие-то убогие, мелкие. Какие-то уколы самолюбию, обиды столетней давности — очень несерьезно.