– Смотреть на тебя тошно, – заявила сестрица.

– Тошно, так не смотри.

– А куда деваться? Сестра ты мне. Послал Господь…

– Не повезло.

– Славка был у меня вчера. Значит, Стас в своем репертуаре? Пришел, увидел, победил? Ума у тебя не прибавилось.

– Откуда ему взяться?

– Это точно, – вздохнула Агатка. – Жена в Питере, ты здесь, полный комплект. Хотя, может, еще с десяток дур по городам и весям.

– Он разводится, – сказала я, зная, что Агатку это отнюдь не успокоит.

– Вот, значит, как, – покачала она головой. – И ты, конечно, на седьмом небе от счастья? Поздравляю. Годы страданий, и вот она, награда.

– Ты бы не могла свалить отсюда, дорогая?

– Охотно. Стас у нас теперь в роли светлого ангела? Уверена, любую роль он исполнит блестяще. Когда хочет. Только он не ангел, Фимка. Он дьявол, который стережет свою добычу. Цепко держит, хрен из лап вырвешь.

– Дверь там, – ткнула я пальцем за свою спину.

Агатка поднялась, постояла немного, таращась на меня, и в досаде махнула рукой. А я завалилась на диван, разглядывала потолок и думала о Стасе. Он вскоре позвонил, и я начала смотреть на жизнь оптимистичнее. Потом веселье пошло на убыль. Тут он вновь позвонил, и я опять заскакала веселой козой. Так и прошел весь день: то хандрю, то порхаю. Все влюбленные бабы стремительно глупеют или встречаются иные особи? Когда любишь, обманываешься весьма охотно, врешь себе самозабвенно, с готовностью оправдаешь все, что угодно, лишь бы милый в нужный момент шепнул «люблю». И подлость уже не подлость, а подвиг во имя светлого чувства. Стас, по мнению Агатки, сродни самому черту. А я, значит, невинная жертва. Мы все не те, кем кажемся. Взять хоть Ольгу. Я была уверена, она хранит свою тайну за семью печатями. Матери ничего не сказала, а на плече любовника разговорилась. А Милка? Чтобы помочь любимому… Мысль эта завертелась, закружилась и привела к неожиданному результату.

– Не те, кем кажемся, – ошалело повторила я и саму себя поправила: – Не тот…

Это было похоже на резкий щелчок. Будто что-то переключили в мозгу. Разрозненные факты вдруг выстроились в ряд, быстро, слаженно, как новобранцы на первом параде. Я схватила лист бумаги, авторучку и устроилась за столом, еще не видя ясной картины, но уже предчувствуя озарение. Не тот, кем кажется… Дом в Лесном… диктофон. Старик уезжает в Германию, а Милка с Берсеньевым в Венесуэлу. Авария… Обезображенное лицо, пластическая операция… Богом забытое место, где их нашли не сразу. Чужая страна, четырнадцать часов самолетом, достаточно далеко, чтобы их рассказ трудно было проверить. Да и кому придет в голову проверить? Отсутствие родственников, близких и дальних, правую руку собирают по косточкам, а потом изготавливают печать, чтобы Берсеньев штамповал документы. Покладистый Серега, который не в силах разобраться со своими бабами, вдруг обзаводится волевым характером, даже на мою сестрицу смог произвести впечатление. Единственная зацепка – неродившийся ребенок Наташи, но его Берсеньев своим не признал, и если ДНК не совпадет… Кто поверит глупенькой девчонке? Он ведь сказал мне, что не раз видел ее с другими мужчинами. Чем не повод усомниться в отцовстве? Любые несоответствия в поведении спишут на стресс: человек вернулся с того света, неудивительно, что он изменился. Не тусуется по ночным клубам – пересмотрел свое отношение к жизни… А как не пересмотришь в двух шагах от вечности?

Это у меня фантазия разыгралась или все так и есть? И в Венесуэлу отправился Берсеньев, а вернулся другой человек. И вовсе не в переносном смысле. Просто другой. Милка первой догадалась об этом и погибла. Милка… она была там, с ним, она не могла не знать. Берсеньев ее бросил… бросил в тот момент, когда она уже видела себя в подвенечном платье. Мендельсон гремит, все счастливо улыбаются, и вдруг… Коллеги злорадствуют, надежды улетучились, обида и стыд… Милка вынашивала планы мести, один смешнее другого. Они бы так и остались планами, вряд ли она всерьез собиралась их осуществить. Даже если бы могла… Многие думают о мести, а решаются далеко не все. Так что толкнуло ее? Догадаться нетрудно. После возвращения из Венесуэлы она смотрела на Берсеньева с откровенным обожанием. Потому что видела другого мужчину, который появился в ее жизни ранней весной, когда старик поселился в доме, стоявшем на отшибе. Милка начинает таскать с собой диктофон, пряча его от сослуживцев, а старик в Лесном старательно имитирует чужой голос. Старик, который носит стильные костюмы и пользуется дорогим парфюмом. Они должны быть с Берсеньевым примерно одного возраста, одного роста и комплекции. Рост и после аварии остается прежним. И голос. Впрочем, если голос звучит немного иначе, это поспешат списать на сломанную челюсть. Рост, цвет глаз и волос. Вот что должно быть общим. Случайное совпадение, которое и навело их на мысль, или Берсеньева он выбрал заранее? И поспешил превратить брошенную Милку в своего союзника? Действовал не спеша, постепенно приучая ее к мысли избавиться от бывшего любовника, или она согласилась сразу? Она его любила – вот ответ на все вопросы. Не Берсеньева, а того, другого. И, заранее оправдав его, старательно следовала плану. А когда план блестяще осуществили, Милка стала единственным свидетелем. Единственным и ненужным. Вряд ли ей это приходило в голову, ведь любимый был рядом и собирался на ней жениться. Они затеяли все это, чтобы фирма Берсеньева вместе со всеми его деньгами перешла к ним? Но Берсеньев, хоть парень и состоятельный, далеко не так богат, а чтобы завладеть чужими деньгами, можно придумать план и попроще. Им пришлось заранее найти клинику в Венесуэле, тщательно готовиться. Тот, кто заменил Берсеньева, пошел на то, чтобы себя изувечить. Ведь после возвращения на родину он еще месяц пролежал в больнице. Врачам могли заплатить за молчание, но человек, который с такой тщательностью продумал все детали, вряд ли стал бы рисковать. Выходит, дело не только в деньгах. Этому типу нужно чужое лицо и чужая жизнь, с ее прошлым, настоящим и будущим. Чужая взамен своей. И этому должна быть причина. Кто ты, сволочь? От кого ты прячешься?

Я вскочила, нервно бегала по комнате, не в силах сдерживать нарастающее возбуждение. Что делать? Идти к следователю со своей безумной идеей?

Доказательств никаких. Дом в Лесном человек снимал под чужим именем. Владелец паспорта сейчас в СИЗО. Но он не помнит, когда и при каких обстоятельствах документа лишился. И как связать Берсеньева с пропажей паспорта? Если бы у меня был диктофон, если бы я весной догадалась сделать копию… А что бы это дало? Да ничего. Сама по себе запись не является доказательством, но она бы заставила следствие обратить на Берсеньева самое пристальное внимание.

А что теперь? Выход один: собрать улики его причастности к убийству Милки и уже тогда идти к следователю. У него нет алиби. По словам Берсеньева, в тот вечер он был в своей квартире. Консьерж утверждал, что из квартиры он не выходил, но для типа, который смог осуществить хитроумный план, выбраться из дома, не привлекая к себе внимания, плевое дело. Может, стоит поговорить с отцом? Идея поначалу показалась стоящей, но, поразмышляв, я поняла: чтобы папа отнесся к этому серьезно, нужно что-то посущественнее моих слов. Пока моя версия скорее напоминала авантюрный роман, состряпанный на скорую руку, а папа не любит романы. Остается Агатка. Агатка поверит. И со своей бульдожьей хваткой доказательства непременно найдет. Для начала стоит взглянуть на дом, в котором живет Берсеньев, прикинуть, как он мог незаметно выбраться, а потом так же незаметно вернуться.