Но Локтев уже не обращал внимания на выразительные жесты пресс-секретаря. Склонившись над столом, он разглядывал физиономии бывших спортсменов. Черт, опять мимо. Марата нет как нет. А может этот хмырь вовсе не штангист, даже не спортсмен в прошлом? Просто раздобревший качок с закрепощенными мышцами? Локтев отложил в сторону пару карточек.

– Эти условно подойдут, – сказал он. – Отвечают требованиям. А эти нет. Этот какой-то женоподобный, педерастическая внешность. И брови выщипанные. Наш журнал не для голубых, а для настоящих мужиков. Которые брови не выщипывают. И у которых волосы растут, где им положено расти. Этот вот совершенно лысый. Не надевать же на него курчавую накладку? У этого вместо носа какой-то наперсток. А у этого мне глаза не нравятся. Жуликоватые глаза. С таким один трамвай лучше не садиться.

Сазонов, терпение которого уже заканчивалось, чуть не застонал. Локтев переписал в блокнот адреса и телефоны кандидатов, якобы отобранных для серии очерков, вернул карточки пресс-секретарю. Сазонов недовольно выпятил нижнюю губу.

– Последний раз схожу, – сказал он. – Меня больше в архив не пустят. Да и кандидатов осталось – с гулькин хрен. Я уже выпотрошил весь архив.

– Третья попытка – самая удачная, – ободрил пресс-секретаря Локтев.

Сазонов появился, когда его гость закончил отгадывать тот самый трудный кроссворд, от которого недавно отступился. Локтев как воду глядел. Третья попытка действительно оказалась удачной. Он взял у Сазонова карточки и чуть не ахнул. С фотографии три на четыре на него глядел Марат Геннадьевич Кислюк. Собственной персоной. Что ж, собачий нюх и интуиция есть не только у профессионального сыщика Журавлева.

– Вот, этот в самую точку, – Локтев показал пальцем на фотографию Кислюка. – Наш человек.

– По-моему, этот как раз не годится. Я его карточку так взял, в нагрузку. Не морда, а шайба. И фамилия корявая – Кислюк.

– Зато физкультурный институт закончил, – защитил Кислюка Локтев. – Дважды выигрывал спартакиады. Серебряный призер. И фамилия ничего, подходящая. Звучит даже.

Локтев переписал в блокнот адрес и телефон Кислюка и показал пальцем на стол пресс-секретаря, посередине которого лежала толстая стопка гостевых приглашений на чемпионат Москвы по бодибилдингу.

– Я в твое отсутствие полюбопытствовал, что за приглашения, – сказал Локтев. – Можешь дать парочку?

– Это можно. Среди качков вы наверняка найдете себе подходящих героев.

Пресс– секретарь презрительно усмехнулся, давая понять, что бодибилдинг он за спорт не считает. Он отвернулся к столу, взял два приглашения, сложил их пополам, нашел парочку фирменных конвертов.

Пока пресс-секретарь возился с приглашениями, Локтев ногтями пальцев ухватил за краешек фотографии Кислюка, острожно потянул её наверх. Карточка, прихваченная каплей сохлого конторского клея, легко отошла от картона. Локтев спрятал фото в карман рубашки, учетную карточку Кислюка сунул с середину стопки.

Сазонов обернулся, протянул Локтеву два приглашения в синих фирменных конвертах и на прощание пожелал творческих успехов. Локтев застегнул папку и положил на стол сто долларов. Сазонов почувствовал себя бессовестно обманутым. Он обиделся, даже перешел на «вы».

– Вы же обещали триста.

Локтев заупрямился и тоже перешел на «вы».

– А вы обещали, что найдете мне десяток кандидатов, не меньше. Десяток. А я нашли только четверых. Да и те слова доброго не стоят. О таких бугаях не очерки писать, их в колхоз отправлять надо. Вместо лошадей навоз на них возить.

Локтев сухо откланялся и ушел.

Сазонов, оставшись один в кабинете, сунул деньги в кошелек. Он погрустил пару минут, но утешил себя тем, что день сегодня пустой, а сотня – хороший гонорар за два часа не слишком хлопотной работы.

Локтев, томимый тревожным предчувствием, пришел на Ленинградский вокзал раньше времени. До прибытия поезда «Санкт-Петербург – Москва» оставалось ещё добрых полчаса.

Он послонялся взад-вперед по мокрому перрону, замерз, промок и отправился в вокзальный буфет. Там он съел эклер с кремом, напоминающим маргарин, выпил стакан обжигающего кофе, пахнувшего овсом и пережаренными желудями.

Локтев, надвинув на лоб козырек бейсбольной шапочки, стоял у круглого пластикового столика, осматривал через мокрую витрину панораму вокзала и мучился неизвестностью. На стекло летели дождевые брызги, по громкоговорителю объявили, что поезд задерживался на четверть часа. И Локтев, поставив перед собой ещё один стакан желудевого напитка, успокаивал себя тем, что после вчерашнего неожиданно удачного визита в Госкомспорт его страдания, наконец, подходят к закономерному финалу. Сегодня вечером он встретится с Руденко и выложит ему все, что знает. Опер начнет действовать.

Штангиста Кислюка прихватят тепленьким. Возможно, это произойдет уже сегодня ли завтра. И веревочка потянется к Тарасову.

А Локтев… Что ж, он получит свободу и умоет руки. Все складывается прекрасно, как нельзя лучше. Блестяще все складывается. Так и будет. Будет именно так, а не иначе. Но в собственные прогнозы почему-то верилось с трудом.

Какой– то червяк грыз сердце, тревожил душу, оставляя на её дне темную поганую труху. У Смирновой неприятности. Какие именно неприятности? Какие неприятности могут быть у проводницы поезда? Почему об этих неприятностях Тарасов сообщает ему, Локтеву?

Вот, наконец, объявили, что поезд «Санкт-Петербург – Москва» прибыл на четвертую платформу. Локтев спустился вниз, ещё несколько минут постоял под козырьком, ожидая, когда схлынет людская волна. Когда поток пассажиров заметно поредел, он вышел из-под навеса под мелкий дождь, прошагал до конца перрона, пока в хвосте поезда не нашел двенадцатый вагон.

Молодая проводница с веселым улыбчивым лицом, усеянным крупными веснушками, топталась возле вагона, помогая старушке выносить сумки и разборную детскую кроватку. Когда проводница освободилась, Локтев шагнул вперед:

– Здравствуйте. Мне нужно поговорить с одной женщиной. Ее неделю назад перевели на этот поезд, в этот вагон.

– С какой ещё женщиной?

Веселыми глазами проводница глянула на Локтева. Но через мгновение она, поняв, кого именно спрашивает незнакомец, перестала улыбаться, голубые глаза потускнели.

– Мне нужна Лида Смирнова.

– А вы сами кто будете?

Девушка отступила на шаг, прищурилась, стала настороженно разглядывать побитую физиономию Локтева, синяк под глазом, пластырь на рассеченной брови.

Именно в эту короткую секунду Локтев понял, что случилось самое худшее. Самое ужасное. Случилось именно то, о чем он боялся даже подумать. В чем боялся признаться самому себе.

– Я муж её знакомой, – соврал Локтев. – Меня жена прислала к Лиде. На свой день рождения хотела её пригласить. Сегодня вечером собираемся в семейном кругу отметить это дело. Вот жена меня сюда и отправила. С приглашением.