— Согласен. Но ты все же забудь об этом.

— Будь я проклят, если забуду!

— И будешь дураком. Ты ничего никому не докажешь. А я не буду обращать внимания на твои призывы и не позволю взвалить эту ношу на себя. Я сделал это вовсе не для тебя.

— А для кого же?

— Для маленькой девушки, которая собиралась уйти отсюда, хотя на ней висело обвинение в похищении, уйти и, быть может, убить себя. Я сделал это потому, что она была моей гостьей, а я находился в добром расположении духа. Я сделал это потому, что она была воплощением воли и отваги, но по глупости бросила вызов старой сове. Но ты, циничный, погрязший во грехе паршивец, все знаешь о старых совах. Если твоя беззаботность толкнула тебя в когти одной из них, кто я такой, чтобы вмешиваться в твою карму?

— М-м… О'кей, Джубал, черт вас раздери… за то, что суетесь в мою карму. Если она есть у меня.

— Спорное заявление. Фаталисты и люди со свободной волей расплачиваются в четвертой четверти, как я слыхал недавно. Так или иначе, я не желаю тревожить человека, сидящего в сточной канаве. Творить добро — все равно что лечить гемофилию: единственная помощь таким больным — дать истечь кровью… пока они не наплодили новых гемофилов.

— Их можно стерилизовать.

— Хочешь, чтобы я разыгрывал бога? Однако мы отвлеклись от темы нашего разговора. Дуглас не прилагал особых усилий к тому, чтобы тебя убили.

— Кто это говорит?

— Говорит непогрешимый Джубал Харшоу, вещая из центра своего пупка. Если шериф забивает до смерти своего заключенного, можно побиться о заклад, что окружные комиссары не допустили бы этого, знай они заранее. В худшем случае они закроют на это глаза — потом, — чтобы не расстраивать чьих-то планов. Убийство никогда не было политикой в нашей стране.

— Я своими глазами видел чертову уйму убитых.

Джубал взмахом руки отмел эту реплику.

— Я сказал, что это не политика. Да, у нас часто происходят убийства — от громких, как с Хью Лонгом, до людей, забитых до смерти, имена которых не всегда попадают даже на восьмую страницу. Но это никогда не было политикой, и то, что ты жив, подтверждает, что это чуждо и Джо Дугласу. Тебя очень чисто сцапали, выжали досуха и избавились так же легко, как бросают дохлую мышь в очко. Но их босс не любит, когда играют в такие игры, и если убедится, что все действительно так и было, это может стоить кое-кому места, а то и головы.

Джубал замолчал, чтобы отхлебнуть из стакана.

— Эти бандиты всего лишь орудие, это не преторианская гвардия, которая подняла Цезаря. И кого ты ставишь на роль Цезаря? Чернильную Душу, Джо, чья идеология соответствует тем временам, когда страна была еще нацией, а не сатрапией в многоязычной империи… Дугласа, который не переваривает убийство? Или ты хочешь смести его — мы сможем сделать это, устроив ему перекрестный допрос — и поставить на место Генерального Секретаря человека из страны, где жизнь дешева, а убийство — традиция? Если ты сделаешь это, Бен… что случится со следующим любопытствующим газетчиком, который свернет в темную аллею?

Кэкстон не отвечал.

— Как я уже сказал, Спецслужба — всего лишь орудие. Людей они отбирают из тех, кто любит грязную работу. Насколько же грязной станет эта работа, если ты лишишь Дугласа главенства?

— Джубал, вы ведете к тому, что я не должен критиковать администрацию?

— Ничего подобного. Оводы полезны. Но всегда хорошо взглянуть на нового негодяя, прежде чем дашь от ворот поворот старому. Демократия — бедная система. Единственное, что можно сказать в ее защиту, это то, что она раз в восемь лучше всякой другой. Беда ее в том, что лидеры как в зеркале отражают своих избирателей и их низкий уровень, но чего еще ждать? Так взгляни на Дугласа и пойми, что в своем невежестве, глупости, и своекорыстии он воплощает всех американцев, пока стоит на одну или две зарубки выше. Потом взгляни на человека, который заменит его, если нынешнее правительство падет.

— Есть все же разница.

— Разница есть всегда! Разница между «плохо» и «еще хуже», и она гораздо острее, чем между «хорошо» и «еще лучше».

— Что же, по-вашему, мне делать?

— Ничего, — ответил Джубал. — Я проведу это шоу сам. Я надеюсь, что ты воздержишься от высказываний, которые могут заставить Джо Дугласа принять иное решение по намечающемуся соглашению. Может быть, стоит поблагодарить его за «достойную государственного деятеля сдержанность».

— Да меня сейчас вырвет!

— Подставь шляпу. Я собирался рассказать тебе о том, что хочу сделать. Если уж оседлал тигра, первое правило — покрепче держись за уши.

— Не говорите так цветисто. Что же вы хотите сделать?

— Не будь таким бестолковым. Слушай, Майк, по несчастью, является наследником богатства большего, чем могло присниться Крезу… и может претендовать на политическую власть согласно политико-правовому прецеденту, не имеющему себе равного по идиотизму с того времени, когда Генерального Секретаря сняли по обвинению в получении взятки, за дачу которой Дулени был оправдан. У меня нет намерения сажать Майка на трон. И я не считаю эти богатства его собственностью. Не он их произвел. Даже если он заслужил их, собственность вовсе не такая естественная и очевидная концепция, как о ней думает большинство людей.

— Ну-ка, пояснее.

— Имущество — запутанная абстракция, включающая воистину мистические отношения. Один бог знает, как запутали наши теоретики эту проблему. Мне даже и не снилось, какие тут есть тонкости, пока я не приобрел марсианского уклона. Марсиане не владеют ничем… даже собственными телами.

— Минутку, Джубал. Даже у животных есть собственность такого рода. А марсиане не животные. Это цивилизация с городами и целой кучей всяких вещей.

— Да. «Звери лесные имеют норы и птицы небесные — гнезда». Никто не понимает так собственность, как сторожевой пес. Но марсиане — другое дело. Если не считать объединенное имущество миллионов или миллиардов наиболее уважаемых граждан — «духов», по-твоему — собственностью.

— Скажите, Джубал, как вы относитесь к этим Старшим?

— Тебе нужна официальная версия?

— Нет. Ваше мнение.

— Я считаю, что это благочестивый вздор, годный разве что для украшения лужаек. Суеверие, вбитое ему в голову в таком раннем возрасте, что он просто не в силах избавиться от него.

— Джил разговаривает так, словно верит в это.

— Ты еще услышишь, что и я говорю точно так же. Обычная вежливость. Одна из наиболее влиятельных моих подружек верит в астрологию. Я никогда не смущал ее разговорами о том, что я думаю по этому поводу. Способность людей верить в то, что кажется мне совершенно невозможным — от столоверчения до исключительности своих детей — не имеет ни конца, ни края. Вера потрясает меня как интеллектуальная леность, но вера Майка в Старших не более иррациональна, чем утверждение, что динамика Вселенной может быть потеснена молитвой о дожде.