– Я не говорила, о Великий!

– Ну, как же это нет!? А!.. Точно, сам лопух. Про музыку – это мы с Дэви нашли, я в онлайне, а она в оффлайне; ты же брала у меня интервью по поводу флейт и дудок, которые, согласно прихоти общечеловеческой – суть деревянные духовые инстументы, даже если сделаны из серебра.

– Как прикажешь, о Великий!

– М-да, Букач, дорогуша, беседовать с тобою – большое непреходящее удовольствие, но, увы, не каждому интеллектуалу под силу. Однако же ты трепещешь, сидя на моем плече. Ты боишься чего-то? Смотри, какая взъерошенная! Что такое?

– Не отдавай меня, о Великий!

– Не врубился? Кому это я должен или не должен тебя отдать?

– Не отдавай, молю! Лучше ты меня сам съешь, а Старой не отдавай!

Просветление разума снизошло на меня почти тотчас же: я, мы с Букач, уже прошли мимо ограды темно-коричневого дома, весьма напоминющего гигантский кекс, это буддийский Дацан, где, кстати говоря, работает одна моя далекая знакомая по имени Алла, и вот-вот пересечем Елагин мост, а там, на Елагином острове…

Это я к «ней», к Ленте, и шел, как оказалось по факту! Но отнюдь не с целью отдавать ей Букач, мелкое острозубое и тупоголовенькое существо, которое… которое мне… да, чего там душой кривить, как бы уже и не совсем чужое… Букач – не отдам, сам съем! Шутка.

Я всю жизнь один живу, иного не знал… Не считать же койко-место в детдоме и рабочей общаге полноценною заменой одиночеству… И много позже, когда поселился в своем доме, в своей квартире, то… как-то даже и не догадался завести себе собаку, или кошака, или хотя бы попугая… И для женитьбы еще не созрел, поскольку одно из непременных следствий брачных уз – совместное проживание с любимым человеком в личном жилищном пространстве. Нет, не готов… А теперь их у меня двое насельников: Букач и Дэви, каждая из которых дюже ущербна, если их оценивать с позиции общечеловеческого здравого смысла…

– Не отдам. Полезай в сумку и ни на какие приказы, команды, зовы не реагируй, кроме как на мои. Понятно тебе? Если суждено тебе съеденною быть, то лишь мною лично. А я пока этого делать – бр-р-р – не собираюсь.

– Да, о Великий! Ты так добр!

Добряк, чего уж там… Слабый морозец пробежал от затылка вниз, вдоль позвоночника – это от Ленты подуло на меня издалека маленьким реденьким ужасом, это от нее Букач так затряслась, даже сейчас сквозь сумку левому боку передается покорный трепет… На обеих моих руках – когти в полный хищный рост, опять сами выщелкнулись. Это значит, что я тоже волнуюсь. Ну и пусть, небольшая мобилизация ресурсов, ментальных и физических, мне отнюдь не повредит, напротив: я буду чуток и осторожен во всем, включая материальный субстрат этой ночи: люди, вода, машины, дорожные знаки – все учтем, спешить некуда. А раз спешить некуда – воспользуюсь подземным переходом, абсолютно пустым и тревожным… Из двенадцати настенных фонарей горели четыре, по два на каждую стену, словно бы нарочно давая угрюмую полутьму, дабы тревожности мне подбавить.

– Мара. Я чую, что там, к выходу, возле пандуса за углом засада: мара ждет, даже две. Слабенькие. А ты их чуешь, Букач?

– Да, о Великий.

Для всего стремительного дальнейшего слов не понадобилось: Букач, учуяв мое согласие, выпорхнула наружу, ко мне на плечо, мары налетели на меня вдвоем, одновременно, единым отрядом, я махнул когтями – с левой, с правой – и вот уже стою, невредим, и терпеливо жду, пока моя Букач пожрет все, что осталось от растерзанных ман – скудные клочья синеватой субстанции, не успевшей втянуться ко мне в растопыренные пальцы… Это я нарочно сжал кулаки: пусть Букач тоже полакомится, оголодала скотинка… по крайней мере, скрежещет как будто сто лет не ела, а не десять минут.

– Не отдавай меня, о Великий!

– Слушай, Букач! А, Букач? Откуда ты такая наглая взялась? Я же четко сказал: не отдам. Просто мне нужно к этой Ленте подойти, пообщаться немножко. Если боишься – полезай ко мне за пазуху.

– И за пазуху боюсь, о Великий! Больно уж близко от Неё!

– Ну, тогда не знаю. Сиди вот здесь и без моего прямого приказа – ни на шаг! Понятно?

– Да, о Великий.

– Ответ у тебя неуверенный. В чем дело?

– Я и за тебя боюсь, о Великий!

– Вот сюда, на ветку. И тихо жди, пока дальнейшее не прикажу.

Она за меня боится, видите ли!.. Хотя, если честно, мне и самому стремновато руку туда макать, но… Я уже болен предчувствием контакта. Где дважды – там и трижды, авось уцелею!

И вновь я закричал от нахлынувшего ужаса, от ощущения, что всё: влип! Жизненная сила моя резво полилась из правой руки туда, вниз, в жадную и неумолимую Ленту, и хватит меня бедного ненадолго!.. Нет!!! Я рванул раз, и другой, и третий… и четвертый!.. И высвободил руку, чтобы вскочить с колен, чтобы куда глаза глядят, чтобы прочь, чтобы жить и дышать, и смеяться, и бояться, но – жить!.. А вместо этого шлепнул ладонью в прежнее место, и даже краешком наружного сознания сумел почувствовать жесткие пупырышки на знакомой асфальтовой заплатке, лежащей под Лентой, да, я ударил растопыренной ладонью, и она прилипла жадно, и я вновь дернул ее на себя! Но уже… нет, нет, нет… Уже не как бабочка или стрекоза попавшая лапками на клейкую массу паутины, а как этот… ну… типа, рыбак невод из воды тянет. Вживую не довелось мне наблюдать зрелища сего, однако, если судить по героям сказочных фильмов и мультиков, тем рыбарям тоже приходилась несладко перед крупной добычей… Передать словами все чувства и помыслы нахлынувшие на меня – очень легко, если вкратце: уцепился чем-то за что-то и чего-то там потянул на себя! А вот если с нюансами – оно как бы и не дается на язык! Знаю одно: жизненная сила мне отнюдь не лишняя, она мне самому нужна и я не собираюсь отдавать ее какой-то ленте, потому лишь, что она так повелела! «Ко мне!» Это я крикнул что есть мочи вслух, словно бы помогая своей жажде, своим чувствам, крикнул – и тут же испугался слабенькой мыслишке: вдруг Букач примет приказ для себя и прилипнет, пропадет, переваренная этой тварью… не тварью, а странною силой, древнею, безмозглою, неодушевленною… Или есть у нее душа? Этого я не знаю наверняка, но у меня – точно есть, и я ее не отдам. Ко мне!!! Н-н-ну же!..

И это ощущение тоже я узнал: вкус победы и власти! Обжигающий одновременно холодом и жаром поток бежал по тому же руслу – лента-рука, но уже нехотя и в противоположном направлении, от ленты и в сердце мое! Еще! Еще, б-блин!.. Во мне смешались в единый смерч страхи всех мастей, жажды всех видов, мыслей обрывки, жадность, ярость, восторг и желание разрушать все и вся!.. Пошевеливайся, тварь!

Ой… А чей это голос был?.. Визгливый такой, преподлый… Это мой был голосок-голосишко, но прежде такой хамоватинки в нем я что-то не припоминаю… Хватит с нее. И с меня хватит. Довольно, я сказал!!!

Заорал я опять в голос – и мы с Лентой тотчас меня послушались: чпок… чмок… – и я уже на ноги вскочил, клешнями пошевеливаю… Нет, у меня руки, а не клешни, это просто я забыл когти с пальцев убрать… И еще забыл – когда я успел пожелать, чтобы они выросли?.. И еще что-то забыл, важное, очень, очень, очень, очень важное для меня! Но зато я вспомнил – что такое прилив сил, пусть чужих, у кого-то другого отобранных, но теперь-то они мои! Эта мощь теперь моя!