Почувствовав, что Клавин монолог может длиться бесконечно долго, я вежливо ее перебила и еле слышно произнесла:

— Клава, ты обещала побыть со мной десять минут. Ты побудь здесь ровно минутку, а я только вниз спущусь и посмотрю, где стоит грузовик Ахмеда — где‑нибудь поблизости или нет. Я быстро!

От неожиданности Клава открыла рот, и я сразу уловила в ее взгляде ярко выраженное смущение.

— А если ты не вернешься?

Ее вопрос прозвучал для меня как настоящая пощечина. Я ждала от Клавы всего, чего угодно, но только не этого.

— Как не вернусь?!

— Вот так, не вернешься, и все.

— Ты мне не доверяешь?

— А вообще‑то я тебя не знаю, — вновь удивила меня своим ответом Клава.

— Клава, но как ты могла так обо мне подумать? — вырвалось у меня.

— А как я должна о тебе думать?

— Не знаю… Но мне кажется, что я не давала тебе повода так обо мне думать.

— А я ничего плохого о тебе и не сказала. Я лишь высказала свое предположение: ты сейчас уйдешь свой грузовик искать, а в это время в квартиру войдет твой муж и подумает, что этого перца замочила я. Вызовет полицию, наденут на меня наручники, и прощай свободная жизнь. Нет, Валюша, оставаться в этой квартире наедине с мертвым перцем я не буду. Извини.

— Тогда пойдем посмотрим, где грузовик, вместе.

— Пойдем, а то мне что‑то уже совсем дурно: столько времени рядом с трупом сидеть.

Как только я встала на ноги и хотела было открыть входную дверь, Клава усмехнулась и заметила:

— А ты в полотенце пойдешь?

— Ох, точно! Я сейчас быстро переоденусь.

Бросившись в комнату, я скинула с себя окровавленное полотенце и, достав из сумки свои вещи, принялась одеваться.

— А ну‑ка голубушка, постой, — сказала Клава и подошла ко мне.

— Ты себя в зеркале видела?

— Видела.

— Страшное зрелище! Вообще за такие побои надо пообрывать руки тому, кто это сделал. Дай я тебе хоть раны слегка смажу.

Клава смазала мои раны, не забывая при этом меня жалеть и посылать проклятия в адрес Валида, я тут же оделась, выпила купленное Клавдией обезболивающее и распустила волосы для того, чтобы ими прикрыть мое распухшее лицо.

Вместе с Клавой мы спустились по лестнице, ведущей во двор и прямо у подъезда наткнулись на грузовик, принадлежащий Ахмеду.

— Это и есть его грузовик, — обрадованно сказала я Клаве.

— Не знаю, на кой черт он тебе сдался, но я бы на твоем месте в эту злосчастную квартиру больше не возвращалась.

— Почему?

— Потому, что дергать тебе нужно из страны, и как можно быстрее. Паспорт у тебя есть, ищи деньги и срочно езжай в Россию‑матушку. Проси у нее защиты. Она, конечно, в последнее время не очень похожа на матушку, скорее — на мачеху, но я уверена, что она тебе поможет.

— А как же Ахмед? — растерялась я окончательно.

— А Ахмеду уже ничего не поможет. С ним все и так ясно, а вот тебе спасаться надо. Я не представляю, как ты будешь этот труп тащить в грузовик. Ведь на тебя же все местные жители сбегутся поглазеть. Вся улица. И минуты не пройдет, как приедет полиция, тебя сразу упекут в тюрьму. Даже не тебя упекут, а ты сама по собственной глупости туда отправишься. Пока в квартиру не вернулся твой муж, у тебя есть время сбежать из страны.

— Но ведь если мне даже удастся сбежать из страны, меня все равно обвинят в убийстве, а если я избавлюсь от трупа, то никто не узнает, что Ахмед мертв и что его я прикончила. Все будут считать его пропавшим без вести.

— Я тебя еще раз спрашиваю: как ты собралась труп в грузовик тащить?! Это нереально. Беги от греха подальше, и все. Жалко, что мой Хасан от меня прячется.

— А при чем тут твой Хасан?

— Я бы его за штанину на сувенирной лавке подвесила, но добыла бы у него деньги тебе на билет. Думаю, у него выручка неплохая, да и заначка в чулке на черный день имеется, а ты бы потом нам этот долг в Сибирь выслала. Даже если бы не выслала, то мы бы тебе его простили.

— Клава, ты слишком хорошо думаешь о своем Хасане. Такие, как он, ничего не дают — они только брать умеют.

— А я же не говорю тебе, что я по‑мирному деньги хотела у него попросить, — моментально возразила мне Клава. — Я же его за штаны хотела подвесить.

— Клава, а если я дам тебе пятьсот долларов, то ты мне поможешь? — Я постаралась использовать последний шанс и посмотрела на Клаву глазами, полными надежды.

— Я даже за пару тысяч долларов труп в грузовик не потащу, — резко ответила Клава, но тут же одумалась и недоверчиво спросила: — У тебя денег нет ни цента, о каких пятистах долларах ты говоришь?

— Я просто назвала тебе свою цену. Ты же можешь окупить свою поездку и привезти деньги домой.

— Да у тебя денег нет, — по‑прежнему не верила мне Клава.

— А если есть?

— Тогда тебе нужно срочно из страны дергать.

— Я хотела бы избавиться от трупа, мне тюрьма не нужна. Я еще молодая, еще смогу исправить свои ошибки и начать новую жизнь. Не будет трупа — не будет и преступления, тогда я могу со спокойной совестью вернуться на родину. Получится, что Ахмед пропал без вести и я не имею к этому малейшего отношения. Даже если мне удастся избежать проблем в Египте, то мне не хочется, чтобы они настигли меня на родине. Так ты поможешь мне или нет? — Я помолчала и тут же добавила: — За пятьсот долларов.

— Пятьсот долларов бы были для меня, конечно, не лишними. Я бы и в самом деле свою поездку окупила. Тем более у меня трое детей…

Почувствовав, что Клава уже практически готова мне помочь, я ощутила, как меня бросило в жар:

— Деньги ты получишь завтра, в три часа дня.

— Ты же сказала, что тебе привезут пятьсот долларов?

— Да. Именно на эту сумму мы с тобой и договорились.

— А на что ты тогда полетишь в свою Москву?

— Мне привезут тысячу. Из этой тысячи пятьсот долларов твои, а пятьсот — мои.

— А ты уверена, что тебя не подведут с деньгами?

— Уверена.

— Тогда по рукам! Что же не помочь хорошему человеку? Я хорошему человеку помочь всегда рада!

Единственное, за что я очень сильно переживала, так это за то, чтобы раньше времени не появился Валид, потому что я прекрасно понимала: если в квартиру вернется мой муж, то моим планам просто не суждено будет сбыться. Перетащив труп Ахмеда в старенький шкаф, мы сидели с Клавой на кухне, пили холодный красный чай и ждали, когда стемнеет. Клава задумчиво смотрела на Хургаду из окон моей квартиры и не могла не возмущаться по поводу того, что этот город не предназначен для жизни нормального европейского человека, привыкшего к цивилизации и к хоть какому‑то маломальскому комфорту.