Бабарский приказал алхимику одеться неприметно: простые штаны, грубые ботинки, тельник, лучше всего не очень чистый, другими словами сделать все, чтобы не выделяться в толпе завсегдатаев Хусса. Мерса подчинился, однако его неуемные восторги сводили маскировку на нет.

— Как думаешь, трава у него настоящая?

— Поговори с Галилеем, — недовольно пробурчал ИХ. — Но я бы не советовал.

— Говорить?

— Употреблять. Мессер не одобряет.

— А как же Галилей?

— Галилей вихель не курит, Галилей им дышит.

— А как мессер относится к пиву? — Алхимик с интересом посмотрел на очередную встретившуюся им таверну.

— Не в рабочее время.

— Это понятно.

— И рекомендует вино. Я с мессером согласен — вино полезнее. Красное, к примеру, хорошо действует на сердце, что для меня просто спасение. Я не рассказывал, как меня прихватило на Хамоке? Стояла ужасающая жара…

Какой-то забулдыга протаранил собой двери ближайшего кабака, вылетел, не удержался и распластался на грязной мостовой. Выскочившие следом вышибалы принялись деловито пинать его ногами.

— Прекрасно, прекрасно… — пробормотал Мерса. — Просто удивительно, что я до сих пор не бывал в Отлитом Хуссе. Здесь так весело.

— Пока у тебя есть деньги и ты никого не задираешь.

— И столько милых барышень…

Алхимик подмигнул выстроившимся на панели шлюхам и тут же получил не менее десятка предложений:

— Только для тебя, красавчик!

— Любое желание за пять марок, цепарь!

— За восемь марок можешь прийти с приятелем.

— Хочешь настоящий анданский поцелуй? Я умею.

— Чтоб меня в алкагест окунуло! Какие девочки!

— Ты, оказывается, любитель…

— Если жизнь не прожигать, она сгниёт, — хмыкнул Мерса. И вновь посмотрел на шлюх: — Как же я жил эти годы без Отлитого Хусса?

— Занимался самообразованием? — ехидно осведомился Бабарский. — Лучше бы уж женился.

— Ходил в Новый город, — честно ответил Мерса. — Я ходил, Энди на этот счет не парится. Там есть отличное заведение — «Смешливая Роза», но местные девочки выглядят интереснее.

— Лобковые манявки и триппер, — кисло сообщил ИХ. — Для особых ценителей припасена сымская гидра. Хочешь прослыть гидратиком?

— Неужели все так плохо?

— Иногда мне кажется, что я могу заразиться от одного их взгляда. Здоровье у меня хрупкое, нужно соблюдать осторожность.

Алхимик печально посмотрел на призывно улыбающихся красавиц: худеньких и грудастых, мясистых, с мощными бедрами и стройных, высоких и низеньких, привлекательных… У одной потекла тушь, но она этого не заметила, а товарки не подсказали. Вторая наложила слишком много крема и пудры: скрывает синяки. Третья шмыгает носом — верный признак гидры. Или простуды. Но гидра вернее.

— Девки без изъяна в портах большая редкость, — негромко продолжил Бабарский. — Цепари после Пустоты шизанутые, мяса ищут, как собаки. Слетают на берег и трахают все, что движется, не приглядываясь. Вот сутенеры и борзеют. А в городе расклады другие, там спокойнее.

— Теперь я понимаю, почему люди женятся.

— Значит, ты стал взрослым. — Бабарский свернул в переулок, но сразу же остановился, повернулся к Мерсе и очень серьезно поинтересовался: — Все помнишь, Олли?

— До последнего слова, — подтвердил алхимик.

Он понял, что его ждет последний инструктаж, а потому стер с лица ненужную улыбку.

— Внутри мы пробудем недолго — основная часть сделки свершится на улице. Ты молчишь и делаешь то, что я прикажу. Никакой отсебятины, здесь каждое слово слышат и оценивают. И не забывай оглядываться по сторонам, четыре глаза лучше двух.

— Если ты им настолько не доверяешь, то почему не пригласил в компанию парочку головорезов?

— Потому что парочка головорезов нас не спасет, Олли. Большой Флим входит в тройку главных, так что ребят у него вдоволь. Наша единственная надежда — гарантии Умного Зума и…

— И безобидная внешность, — перебил Бабарского алхимик. — Мы с Энди выглядим безопасными кретинами, я помню.

— Тебе, я смотрю, понравилось. — ИХ кашлянул, и Мерса понял, что суперкарго нервничает. — Итак, еще раз. Большой Флим привезет слитки загратийского казначейства, значит, на них должна стоять алхимическая метка…

— Которую я увижу с помощью шанского реактива и линзы Вристера.

— Не перебивай, — приказал Бабарский. — Наличие метки — отличная гарантия, однако есть вероятность, что Флим заплатил хорошему алхимику и тот разрисовал поддельные слитки. Это дешевле, чем отдавать настоящие. Поэтому нужно проверить один из слитков на подлинность.

— С помощью желтого кусаки и линзы Ухтомского.

А вот Мерса, к огромному своему удивлению, ни беспокойства, ни, тем более, страха не испытывал. Встреча с бандитами казалась ему приключением, одним из первых, что ожидали его на новой службе. Опасное приключение, вполне подходящее для романа, — два благородных мужа в окружении подлых разбойников, — но закончится оно, как и в романе, хорошо. В этом Оливер не сомневался.

— Я все помню, ИХ.

— Надеюсь.

Они сделали еще несколько шагов и остановились: открылась скрипучая дверь, судя по всему — черный ход какого-то кабака, — и в переулок неторопливо вышли пятеро плечистых парней в традиционных для альбургских бандитов кожаных жилетах и кожаных же штанах. Оружие при них было — Хусс это вам не Альбург, здесь полиция и в лучшие-то дни особой силы не имела, — но доставать пистолеты парни не спешили.

— Привет.

— Внутрь мы не пойдем, — прошептал Бабарский и сделал шаг вперед. — Привет, Слим.

И громко чихнул.

Молодой уголовник Мерсе категорически не понравился: презрительно оттопыренная нижняя губа, наглый взгляд, намеренно растягиваемые гласные — всё говорило о том, что парень чувствует себя настоящим королем альбургских улиц.

— Подружку привел?

— Отпросился у отца погулять?

На несколько мгновений в переулке установилась неприятная тишина. Бандиты ждали, что Слим вытащит пистолет и пристрелит наглого толстяка, Мерса предположил, что суперкарго добрался до запасов Галилея и переборщил, а ИХ дружелюбно разглядывал молодого уголовника, всем своим видом показывая, что не сказал ничего дурного. Просто осведомился. По-дружески.

И Слим нашел в себе силы сдержаться.

— А ты всё тот же прикольный ИХ, — нервно рассмеялся он, буравя Бабарского злым взглядом. — Совсем не изменился.

— Да, — признал суперкарго. — Я — это он. А вот ты — не Флим.