– Можно, – с подкупающей искренностью ответил воин. – Имя Баннаргана хорошо известно – лорд Прайди не раз хвалил мои успехи. И не раз нуждался в помощи своих друзей, чтобы укрепить собственные достижения.

– Ты очень добр, мой друг, – сказал Прайди и снова поднял кубок, кивая Баннаргану; на этот раз воин тоже поднял кубок с вином. – Не раз я носил на поясе твои трофеи, выдавая их за свои.

– Но все-таки ты чаще завоевывал собственные призы в сражениях с поври.

– Сдается мне, что близится время, когда придется испытать в деле бехренский меч, – сказал Прайди. – Не пора ли нам отправляться на юг, дружище? Два воина, сражаясь бок о бок, способны остановить нашествие солдат Этельберта.

Баннарган помолчал, обдумывая его слова, потом покачал головой:

– Мы еще успеем повоевать, если лорд Этельберт направит часть своего войска на север и ударит по Прайду с востока. Пока еще не закончена работа в Прайд-касл. Каких-нибудь пятьсот солдат способны запереть нас в стенах замка, а у Этельберта вдвое больше людей.

– Да, это правда, – признал Прайди.

– Тебе еще представится случай омыть в крови серебристое лезвие меча. Я в этом уверен. Весь Хонсе объят войной.

При этих словах Баннарган не мог удержаться, чтобы не выпить еще глоток вина. Все правители словно посходили с ума. Строительство дорог затевалось ради изгнания и истребления поври, ради развития торговли и общения с соседями. Поначалу так и было. Карликов оттеснили к океану и почти уничтожили, гоблинов не было видно нигде, кроме самых восточных окраин Хонсе и южной оконечности залива Короны.

Но теперь все государства воюют между собой. Делавал сражается против Этельберта за влияние на высшем уровне, а более мелкие правители бьются за лишний кусок земли. Даже поври вернулись, по крайней мере об этом уже упоминалось в донесениях. Кровавые карлики снова начали свои безобразия в разных концах Хонсе.

Баннарган допил вино. Он не боялся сражений, не имел ничего против истребления поври и гоблинов.

Но убийство человека – это совсем другое. После него в душе надолго остается пустота и горечь.

Этот день начинался точно так же, как и все остальные. Все то же однообразие и те же обязанности. Подъем рано утром, завтрак и уборка мусора. Пасмурное летнее небо сыпало мелким дождем, и тропинка под неловкими ногами Брансена превратилась в жидкую грязь. Как и всегда, он вышел за калитку монастыря с ночным горшком в каждой руке и заковылял к реке.

Он едва замечал тяжесть посудин, хотя они и были почти полными. Пальцы уверенно и твердо сжимали ручки горшков. Брансен отметил, что мускулы рук достаточно окрепли, чтобы справляться с таким весом. Что до всего остального, то после каждого неуклюжего шага ему по-прежнему приходилось останавливаться, чтобы сохранить равновесие, точь-в-точь как аисту. Конец весны выдался дождливым, и Брансен привык к постоянной грязи под ногами, так что неплохо справлялся, хотя прогулка требовала большой концентрации внимания. Взгляд безотрывно следил за тропой, а все мысли были сосредоточены на очередном движении.

Брансен не обратил внимания на возникшую перед ним фигуру человека, пока не увидел перед собой чьи-то ноги. От неожиданности он споткнулся и покачнулся; жидкость из горшков тут же выплеснулась наружу и обрызгала руки и одежду. Брансен напрягся, чтобы не упасть, но чья-то ступня ударила прямо по колену, и нога подвернулась.

В момент падения раздался издевательский смех, содержимое горшков залило лицо Брансена и даже попало в ноздри. Он барахтался в грязи, пока не сумел опереться на локоть, потом поднял голову, не переставая отплевываться. Прямо перед его лицом стояли две ноги – сильные ноги молодого человека, и Брансен замер от испуга.

– Эй, Аист, а ты здорово шлепнулся, – раздался голос, так хорошо знакомый юноше.

Этот грубый нахальный голос ему не раз приходилось слышать. Он принадлежал Таркусу Брину, который, как думал Брансен, должен был воевать на юге. Вероятно, он уже успел вернуться. Молодой воин отсмеялся и сильно топнул ногой, снова забрызгав лежащего перед ним калеку.

– Осторожнее, Таркус, – сказал его дружок, известный Брансену как Хеген Нойлан. – Ты совсем его закопаешь, и со временем здесь будет сильно вонять.

– Ну ладно, – согласился Таркус. – Тогда я его подниму.

Парень нагнулся, схватил Брансена за ворот рубахи и поставил на ноги. Но потом с криком «Опля!» сильно толкнул в грудь, и беспомощный калека упал, больно ударившись спиной.

– Эй, ты чуть не забрызгал меня грязью, – воскликнул третий участник, парнишка лет пятнадцати, младший брат Хегена по имени Рульфио.

Подросток со всех сил ударил Брансена ногой, и боль огнем обожгла его плечо. Несчастный хотел закрыться от ударов, но свернуться калачиком ему не удалось, и он по-прежнему представлял собой отличную мишень для хулиганов. Юноша попытался закричать, но в ту же секунду последовал жестокий удар ногой прямо по голове. Брансен не смог даже поднять руки, чтобы защитить лицо. В следующее мгновение он ощутил во рту привкус грязи и крови – его крови, текущей из разбитого носа.

И снова он оказался на ногах, поднятый сильной рукой Таркуса.

– Ну-ка, ударь обидчика, – крикнул Таркус и грубо отшвырнул Брансена от себя.

Рульфио встретил его очередным ударом и отбросил к Хегену.

– Мне не нужен этот калека, – воскликнул Хеген и толкнул в сторону Таркуса.

Удары сыпались отовсюду, Брансена швыряли из стороны в сторону, пинали, толкали и били все трое по очереди. Он не мог ни остановиться, ни открыть рот, чтобы позвать на помощь. От одного из ударов он споткнулся и толкнул Таркуса в живот, да так сильно, что тот вместе со своей жертвой шлепнулся в грязь. Такой поворот событий сильно рассмешил двух других парней, но Таркус пришел в ярость и со всех сил ударил Брансена по лицу, а потом снова рывком поставил на ноги. Не успел он осознать, что стоит на ногах, как Таркус одной рукой схватил за ворот рубахи, а другую просунул между ног. Хулигану не потребовалось больших усилий, чтобы поднять над головой тщедушное тело калеки. Держа его горизонтально над собой, Таркус повернулся, и тогда Брансен увидел, что за его избиением наблюдает немало зевак – вокруг собрались мужчины, женщины и даже дети.

Таркус резко остановился и бросил Брансена на землю. Он упал на спину и так сильно ударился, что некоторое время не мог дышать. Смех толпы причинял ему страдания ничуть не меньшие, чем удары, наносимые тремя забияками. Хохотали почти все, лишь некоторые люди шепотом выражали сожаление «маленькому уродцу», да и то лишь для того, чтобы потом добавить, что такому, как он, следовало умереть сразу после рождения.

Сапог Таркуса безжалостно ударил в живот, и Брансен снова попытался свернуться в клубок.

– Эй, мы еще не закончили! – воскликнул хулиган, снова рывком за ворот рубахи поднял несчастного на ноги и сильно встряхнул.