Принарядившись как мог, капитан вышел во двор к Отчаянному. Полосатого дракона приставили к ним для эскорта. Полет был коротким, но интересным: они шли так низко, что видели плющ и другие растения, укоренившиеся на желтой черепице дворцовых зданий, и различали драгоценные камни на шляпах министров — мандарины, несмотря на ранний час, уже сновали по дворам и дорожкам.

Дворец, к которому они направлялись, находился в пределах обширного Запретного Города. Сверху он узнавался легко: два огромных драконьих павильона стояли по обе стороны длинного, заросшего водяными лилиями пруда. Чашечки цветов еще не раскрылись. Через пруд вели прочные, высоко выгнутые мосты, к югу от него лежал вымощенный черным мрамором двор.

Полосатый проводник опустился туда и встретил гостей низким поклоном. Под кровлями павильонов уже шевелились, просыпаясь, другие драконы. Из южной ниши вылез древний селестиал с длинными висячими усами. Его громадное жабо полностью выцвело, а черная шкура стала такой прозрачной, что сквозь нее просвечивали красным сосуды и мышцы. Еще один полосатый дракон, сопровождающий старца, заботливо подталкивал его носом к освещенному первым солнцем двору. Селестиал, как видно, почти ослеп из-за молочных катаракт на глазах.

Начали выходить и другие здешние жители. Империалы, без усов и манишек, превосходили селестиалов числом. Черные, как Отчаянный, или цвета индиго, все они были темными, за исключением Лян. Она в это самое время появилась из своего отдельного укромного павильона и пошла напиться к пруду. Белая кожа придавала ей какой-то неземной вид; не диво, что все испытывают перед ней суеверный страх, подумалось Лоуренсу. Остальные, завидев Лян, поспешно расступались. Не обращая на них ни малейшего внимания, она сладко зевнула, стряхнула воду с усов и удалилась в сад.

Цянь ожидала гостей в другом павильоне вместе с двумя особенно красивыми империалами. Все трое были украшены дивной красоты драгоценностями. Она приветливо наклонила голову и звякнула когтем в привешенный к столбу колокол, вызывая слуг. Приближенные драконы уступили Отчаянному и Лоуренсу место справа от нее, слуги принесли капитану мягкий стул. Цянь, не начиная беседы сразу, показала на пруд: лучи солнца уже коснулись его, и лотосы распускались плавно, будто в балете. Их действительно были тысячи, и розовые лепестки на темной зелени листьев радовали своей красотой.

Когда распустились последние, драконы дружно застучали когтями по камню — видимо, это были аплодисменты. Лоуренсу принесли маленький столик, драконам — большие фарфоровые чаши, белые с голубым. Всем налили крепкого, почти черного чая. Драконы, к удивлению Лоуренса, пили его с наслаждением и даже вылизывали чаинки со дна. От напитка, чересчур терпкого, пахло копченым мясом, но капитан из вежливости выпил всю свою чашку. Отчаянный расправился с чаем не менее быстро и задумался, словно не решив еще, понравилось ему или нет.

— Вы проделали очень долгий путь, — сказала Цянь Лоуренсу; переводил слуга, скромно переминающийся с ней рядом. — Надеюсь, вам у нас нравится, но и по дому вы, наверное, сильно тоскуете.

— Офицер на королевской службе должен отправляться, куда прикажут, сударыня, — ответил Лоуренс, спрашивая себя, не намек ли это. — Я ушел в море двенадцати лет и за все эти годы провел с родными не более шести месяцев.

— Мальчику рано покидать дом в таком возрасте. Ваша матушка, должно быть, очень волновалась за вас.

— Она хорошо знала капитана Маунтджоя, у которого я служил. Мы были знакомы семьями, — сказал Лоуренс и добавил, пользуясь случаем: — Но вы, расставаясь с Отчаянным, были лишены даже этого утешения. Я с удовольствием расскажу вам обо всем, что вы захотите узнать.

— Быть может, Мэй и Шу покажут Сяну цветы? — предложила она, назвав Отчаянного китайским именем. Империалы тут же поднялись, выжидательно на него глядя.

— По-моему, они и отсюда очень красивые, — заволновался Отчаянный.

Лоуренс, сам порядком встревоженный тем, что будет беседовать с Цянь наедине, заставил себя улыбнуться.

— Думаю, вблизи цветы еще лучше. Я посижу здесь с твоей матушкой.

— Смотрите не докучайте Деду и Лян, — сказала Цянь империалам, и те, кивнув, увели Отчаянного.

Слуги налили Лоуренсу и ей свежего чая, и она не спеша принялась лакать.

— Отчаянный, насколько я поняла, служил в вашей армии. — Осуждение в ее голосе перевода не требовало.

— У нас все боеспособные драконы защищают свою страну. В этом нет никакого бесчестья — они всего лишь исполняют свой долг. Уверяю вас, мы очень высоко его ценим. Драконов у нас немного, и мы дорожим даже самыми простыми из них, а Отчаянный принадлежит к высшему классу.

Цянь издала тихий задумчивый рокот.

— Отчего же у вас так мало драконов, что приходится даже ценнейших посылать на войну?

— Наша страна тоже маленькая — совсем не такая, как ваша. Когда пришли римляне, на Британских островах водилось лишь несколько диких пород. Путем скрещивания их удалось приумножить. Мы разводим много скота, чтобы хорошо кормить наших драконов, но все-таки до вашего изобилия нам далеко.

Цянь пристально посмотрела на него:

— А во Франции как с драконами?

Прежде Лоуренс был уверен, что в Британии драконоводство поставлено лучше, чем где-либо на Западе; он и о Китае был не слишком высокого мнения, пока не увидел все своими глазами. Еще месяц назад он с гордостью говорил бы о содержании английских драконов. Отчаянный, как и все прочие, получал вдоволь сырого мяса, жил под открытым небом, постоянно упражнялся в своем ремесле и не ведал почти никаких развлечений. Хвастаться этим перед почтенной матроной в ее окруженном цветами дворце было все равно что рассказывать королеве о растущих в свинарнике детях. Если во Франции дела обстоят не лучше, то уж верно и не хуже, а он всегда презирал тех, кто пытается скрыть свои недостатки, черня других.

— Думаю, что французская практика мало чем отличается от нашей. Не знаю, какие вам дали обещания относительно будущего селестиала, но император Наполеон и сам человек военный. Когда мы отплывали из Англии, он находился на поле брани. Вряд ли он оставил бы дома подаренного ему дракона, уходя на войну.

— Ведь вы тоже происходите из королевского рода, — неожиданно произнесла Цянь. Один из слуг по ее знаку развернул перед ней на столике свиток рисовой бумаги. Посмотрев на рисунок, Лоуренс узнал в нем увеличенную и куда более изящную копию собственной родословной, которую он составил на новогоднем пиру. — Это верно? — спросила Цянь, видя его изумление.

Лоуренсу никогда не приходило в голову, что эти сведения могут дойти до нее или что она заинтересуется ими, но он готов был превозносить себя до небес, лишь бы приобрести ее уважение.

— Да, я действительно принадлежу к древнему и гордому роду — но, как видите, почитаю за честь служить в авиации. — Лоуренс почувствовал себя слегка виноватым — в Англии никто не отозвался бы о его происхождении столь напыщенно.