– Не согласен, Пинкни. Филадельфия – это не Нью-Йорк.

Пинкни согласился, что мистер Энсон прав. Чарлстонцы всегда признавали Балтимор, Филадельфию и Бостон городами, не уступающими родному Чарлстону, – ни в отношении истории, ни в отношении традиций. Все прочее считалось недостойным внимания, вне зависимости от численности населения, так как там отсутствовала культура. Перед войной в Чарлстон приезжали гости из «настоящих» городов, чтобы участвовать в скачках.

– Почему бы нам не поговорить о ссуде, когда вернется Симмонс? – поднимаясь, предложил Джошуа. – А сейчас я должен спешить на аудиенцию к нашему генералу, который предъявляет необоснованные претензии. В центр мы можем поехать вместе.

– Отлично… Да, кузен Джошуа, а что же насчет свадьбы?

– Да, в самом деле. Женщинам не терпится все обсудить. Дай-ка подумать. Сейчас у нас апрель. Весной тебе предстоит заниматься установкой промывочной машины. Летом слишком жарко. Не назначить ли нам свадьбу на январь? Все съедутся в город на бал, и, что бы ни говорила Эмма, ей хочется, чтобы церковь была полна народу. Она и твоя мама желают устроит так, чтобы Лавиния была невестой, приглашенной на котильон, открывающий бал святой Цецилии. У них будет время все обдумать.

Пинкни с горячностью согласился. Как есть, так и есть, а что потом – то и будет потом.

В течение следующего месяца Джошуа Энсон искусно помогал Пинкни, используя свои юридические познания и умение обращаться с людьми, да так, что Пинкни и Симмонс даже не догадывались, что он ими руководит. В июне в Карлингтоне появился наемный управляющий. Пинкни и Симмонс открыли контору на Брод-стрит, и Филадельфийский банк прислал с проверкой представителя, который посетил Карлингтон и ознакомился с приходо-расходными книгами компании по добыче фосфатов «Трэдд—Симмонс», чтобы предварительно установить сумму займа для вложения в дело.

Пинкни чувствовал себя значительно счастливей. Ему не нужно было обозревать отторгнутые поля Карлингтона и отдавать долю вечно жующему табак Джиму Риггзу, который прежде ведал лавкой компании.

Симмонс был доволен донельзя. Его распирало чувство гордости оттого, что он сидит в собственной конторе, со своим именем, написанным на дверях. Он был очень благодарен мистеру Энсону за то, что тот раздобыл для них заем под небольшой процент. Джо знал, что бизнесмены рады ссудить деньги, но рост будет до двадцати процентов. Он уже был готов вновь прибегнуть к услугам анонимного вкладчика, использовав доход от посредничества, но теперь необходимость в этом отпала. Помимо того, ссуда позволяла вернуть долг. С учетом новых обстоятельств суммы, вырученные за рекордный урожай хлопка, было достаточно, чтобы приступить к строительству хлопкообрабатывающей фабрики.

Эдвард Пеннингтон, филадельфийский банкир, тоже был очень доволен. Он знал, что делает надежный вклад. Он и Джошуа Энсон были давними друзьями, еще с Принстона. Пеннингтон с супругой часто навещали их на Шарлотт-стрит. А теперь его сын Нед получил возможность посетить Чарлстон как представитель фамильного банка. Мальчик стоял в стороне от конфликта Юга с Севером. Когда во время войны пришла повестка, Эдвард нанял для него замену. Все военные годы мальчик прожил дома, в Филадельфии. Мистер Пеннингтон был уверен, что его старый друг надежно защитит Неда от всевозможных неприятных случайностей.

Мистер Энсон встретил Неда Пеннингтона у вокзала Северо-восточной железной дороги на Чейпел-стрит. Он с ужасом уставился на два чемодана и три саквояжа, которые имел при себе молодой человек. Скрывая досаду, мистер Энсон подошел к Эдварду Пеннингтону Третьему:

– Доброе утро, Нед. Надеюсь, ты не обидишься, если я буду называть тебя так, ведь я держал тебя на коленях, когда тебя еще водили в платьицах. Подожди меня здесь, я найму повозку для твоего багажа. А мы с тобой пойдем пешком. Всего квартал по тенистому тротуару.

Однако про себя он размышлял, не посадить ли парня в повозку, – термометр на вокзальной стене показывал девяносто градусов, а на Пеннингтоне был шерстяной костюм и бобровая шляпа. Накрахмаленный воротничок еще не был измят, значит, он сменил его в вагоне. Не минет и часа, как под этим жестким воротником выступит жгучий пот. Парень не выглядел крепышом: длинные светлые бакенбарды подчеркивали бледность рыхлого лица. Нед промокнул блестящий, влажный лоб и подбородок шелковым носовым платком и вежливо согласился подождать. Скрывшись от палящего солнца в тени навеса, Джошуа Энсон с неприязнью размышлял о младшем Пеннингтоне. Маменькин сынок, и вдобавок дурак. Ну да ничего, он здесь долго не задержится. Надо выманить у него бумаги, прежде чем он погибнет от жары.

Но хитрые замыслы мистера Энсона встретили достойное сопротивление. Нед Пеннингтон до тонкости вошел в свои обязанности. Ему впервые доверили роль представителя банка, и он принял ее с удручавшей Джошуа добросовестностью. Нед заявил, что желает знать о фосфатах все, вплоть до химического состава и геологических процессов, в результате которых в Карлингтоне образовалось отложение. Изучив это, он возьмется за учетные книги компании и просмотрит в них каждую запись, а затем проверит, соответствуют ли эти записи действительности. Конечно, ему необходимо понаблюдать за работой в Карлингтоне в течение нескольких дней. Он исследует, насколько карьер богат отложениями, чтобы банк был уверен, что месторождение не истощится за период амортизации. По мнению его отца, необходим месяц работы. Но Нед считает, что, возможно, придется пробыть дольше.

Прежде чем они добрались к Энсонам, у юноши вспотела вся спина и крахмальный воротничок потерял форму. Джошуа, взглянув на Неда, который, обессилев, прислонился к воротам, напомнил себе, что это сын его старого друга.

– В круг своих обязанностей ты должен включить еще одно мероприятие, Нед, – с теплотой в голосе сказал Джошуа. – Завтра я найду портного, который сошьет для тебя несколько льняных костюмов. В наших краях иногда такая жара, что человек может растаять до костей.

– Не представляю, как мы будем его кормить, – сказал мистер Джошуа Эмме после обеда. Неда он отправил в отведенную ему комнату, чтобы юноша отдохнул после путешествия. – Ты заметила, сколько он ест?

– Он будет есть то, что мы ему предложим, – сказала Эмма, – а когда выйдут продукты, будет голодать вместе с нами. Это ему не повредит.

– Эмма, парень не должен терпеть неудобств. От него зависит, дадут ли Пинкни ссуду.

– Тогда пусть его кормит Мэри. Пойду поговорю с ней завтра.

Мэри пришла в восторг. Она не забыла и про Адама Эдвардса.

– У вас свой янки, а у меня свой, Эмма. Никто не должен быть обойден. К тому же дочка мистер Эдвардса такая милашка, юному Пеннингтону она придется по вкусу. Итак, вы с Джошуа, Пинни и Лавиния, Эдвардсы, я и мистер Пеннингтон. Ах, что я говорю. Нужна еще одна дама. Пинни ждет прибытия Симмонса, и еще не будет пары. Но я попрошу Люси. Она такая славная, я знаю, она выручит меня.

После первого званого обеда Энсоны уклонились от дальнейших приглашений. У Неда дела с Пинкни, а не с Джошуа. К тому же они будут видеться с ним каждый вечер. Симмонс и Люси также отказались от визитов, сославшись на занятость. Обеденный стол Трэддов стали неизменно накрывать на шесть персон. Мэри с радостью хлопотала о меню, цветах, своих нарядах и беспокоилась о состоянии салфеток, которые однажды уже подвергались штопке. Она была слишком занята, чтобы заметить, как натянуто ведет себя молодежь. Пруденс мучила себя и Пинкни, касаясь его ног под столом во время беседы с Недом Пеннингтоном об известняковых месторождениях. Нед едва слушал ее, не сводя глаз с ямочки на щеке Лавинии, появлявшейся, когда девушка улыбалась Пинкни и – все чаще – ему самому.