– Звучит красиво, – произнес Сергеев. – И похоже на правду, вот только, как всегда у тебя – это не вся правда, Раш. Я уже слышал все это в разных интерпретациях, тысячи раз слышал…

– Ну да… – перебил его Рахметуллоев, и в его голосе прозвучала нескрываемая насмешка. – Конечно, слышал! Когда строил… Настоящий военный строитель, да, Миша? Строил новый мир? Так?

– Правда в том, Рашид, что есть поводы, а есть причины, – продолжил Михаил, не обращая внимания на иронию собеседника. – Так вот, именно как военный строитель, хочу тебя заверить, что национальная идея, выкованная годами угнетения и русского рабства, всего-навсего повод для того, чтобы кучка быстро соображающих и решительных авантюристов получила вотчину для разграбления. Я понятно излагаю? Это для народа – независимость, язык, культура и религия предков, а для тебя и таких, как ты, – возможность получить во владение неограниченные ресурсы собственной страны. И ничего общего в интересах твоих декхан и твоих интересах не было и нет.

– Мы просто вернули себе своё… – сказал Рахметуллоев, уже без смешка, после небольшой паузы. – То, что когда-то у нас отобрали.

– Ну да… – на этот раз иронизировал уже Сергеев. – Все вы, как один, внуки настоящих баев… И у вас было, что отбирать! Но кое в чем ты прав… То, что произошло с Союзом, рано или поздно должно было произойти. На штыках нельзя построить дом, где всем будет уютно. И хорошо, что никого из нас не держали… А ведь тогда еще могли.

– Знаешь, когда мой отец стал членом ЦК, уже было ощущение, что все валится. Я только потом посмотрел в Интернете, кто такие были Гдлян и Иванов, а ведь я помню, как отец говорил о них с гостями в нашем доме. И что говорил. Я тогда только начинал понимать, что мой отец не просто партийный бонза, но еще и доверенное лицо руководителя республики. Его кошелек, если тебе угодно. Отец говорил о делах редко, но когда говорил, сразу было видно, что он мудрец. На Востоке мудрецами иногда рождаются. Вот родился ребенок – и он сразу мудр, как… – Рашид задумался. – Как Ходжа Насреддин… Вы же, русские, из мудрецов Востока знаете только Омара Хайяма да Ходжу Насреддина… Отец тоже был настоящий мудрец. Может быть, эта мудрость была получена от Аллаха, а, может быть, жизнь дала ему знание людей, их нравов и стремлений, кто знает? Я теперь жалею, что так мало успел с ним побыть. Он говорил, что умный человек всегда уходит вовремя. Не в тот момент, когда ему хочется уйти, а в тот момент, когда его уход будет незамечен хозяевами. Вот прибалты уходили, когда хотели. А мы уходили ровно тогда, когда было надо. И нас никто не пытался пригласить обратно с помощью танков! Это мой отец сказал, когда надо уйти! И его послушали. Ему надо было найти время для всех. И он находил его, только для меня этого времени оставалось совсем мало. Это было больно – жить в интернате годами при живых родителях! Но таковы были правила, а мать всегда была рядом с ним – так было надо и таковы обычаи. Ты, конечно, не знаешь этого, Миша, но у моих родителей, несмотря на их положение в советском обществе, был практически династический брак. Отец мой был из семьи духовенства… Да, да, не удивляйся! Я правнук моджтехида*, хоть отец мой член ЦК Таджикской ССР, как это ни странно… А мать… Мать была правнучкой одного из эмиров Истравшана**. Я любил их… Мы могли бы столько дать друг другу… – голос Рахметуллоева дрогнул, и Сергеев подумал, что слышит искреннего Рашида – и это было невероятно.

В его интонациях именно сейчас было слышно нечто, напоминающее того давнишнего мальчишку с красивыми раскосыми глазами и нежным, как у девчонки, лицом. Мальчишку трогательного, который почему-то всегда выглядел беззащитным и брошенным на произвол судьбы. Но только напоминало. Скорее всего от того мальчика ничего не осталось, он исчез. Утонул в дородном теле Рашида Мамедовича, советника президента, торговца оружием, тонкого интригана, для которого дружба лишь удобный способ использовать человека в своих целях. Задохнулся в складках жира наследника династического брака между внуком имама и внучкой эмира, освященного канувшей в Лету советской властью. Но этот безжалостный человек, наследник великой европейской расы, стоявшей на Великом шелковом пути тысячи лет, искренне любил своих покойных родителей и скорбел о них многие годы.

Сергеев немного послушал треск костра, неровное гудение голосов в лагере, стук генераторов и звуки африканской ночи за стеной тьмы, окружавшей стоянку, и нарушил молчание.

– Родителей ты потерял в Гражданской?

– Да, – тяжело проговорил Раш.

– Сожалею.

– Ты же знаешь, что мне не нужны сожаления. Гражданская была не совсем гражданской. И мне хорошо известно, кто, как и кому помогал деньгами и оружием.

– Ты хотел бы, чтобы такая страна, как твоя, была никому не интересна? Ну, что ты… Твоя держава – это ворота, а кто же оставит ворота без присмотра? Восток и Запад сходятся в этом месте, а там, где сталкиваются два разных мира, никогда не бывает спокойно. Твой отец был умным человеком, Рашид, думаю, что ты справедлив по отношению к нему. Уверен, что он это понимал.

– А там, где сталкиваются два мира, всегда есть место таким людям, как ты, Умка. Так? И вы считаете, что можете вершить судьбы народов, которые были великими еще тогда, когда ваши предки стаей гоняли оленей по лесам? Ты думал, я шут? – неожиданно спросил Рахметуллоев. – Признайся, когда мы встретились там, в Киеве, ты думал, что я жирный шут, посредник между великим Блиновым и великими арабами? Так?

– Нет, – сказал Сергеев. – На шута ты мало походил, Раш, если тебя это утешит. А вот на посредника – это да, было. Только я-то хорошо знаю, что посредники бывают разные.

– Но я все-таки обманул тебя? – Михаил был готов поклясться, что в голосе Рашида звучала надежда. – Хасан, Блинчик… Ты же подумал на них, а не на меня?

Обманывать надежды последнее дело, особенно если учесть, что Раш действительно хорошо замаскировал свою значимость в оружейной сделке.

– Да, – согласился Сергеев, словно нехотя. – Обманул.

И понял, что попал «в настроение». Рашид довольно хмыкнул.

– Видишь… Не ты первый, не ты последний… Каждый из вас думает, что он ведет свою игру. А на самом деле все вы делаете то, что нужно мне – и в этом весь кайф! Приведи Хасана! – приказал он, не повышая голоса, на английском.

Из темноты на мгновение выступил Конго, он, оказывается, был совсем рядом, буквально в пяти-шести шагах от них, но Сергеев ровным счетом ничего не слышал. Но это еще полбеды! Хуже было то, что он ничего НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ! А должен был…

– Завтра, – повторил Рашид мечтательно. – Завтра… Умка, если ты хочешь жить, если ты хочешь увидеть свою подругу, если у тебя хватит разума не играть в героя, а выступить со мной в одной команде, то завтра решающий день.

– Что будет с грузом дальше? Мы же в центре Африки и к тому же вокруг нас – война. Ты собираешься испариться? – спросил Сергеев, не надеясь услышать ответ, но Рахметуллоев опять заворочался в кресле, закряхтел и заговорил неспешно.

– Ты же у нас умник, Умка? Так? Как ты думаешь, почему нас не трогают? Неужели за столько дней нас не засекли?