— Что ж, тогда… прекрасно, — сказал он, даже не скрывая своего неудовольствия. — В таком случае расскажи им все, почему бы и нет?

— Я вовсе не собираюсь им ничего такого рассказывать, — ответил Птолемей. — Я лишь заметил, что ты поступил глупо, оскорбляя родосцев без веской причины. Я так сказал и повторяю это.

Если бы взгляды могли убивать, Птолемей был бы уже мертв, а рядом с ним на полу лежали бы бездыханные Соклей и Менедем. Соклею больше всего хотелось задержаться и послушать, как пререкаются два выдающихся человека: если это не сырье, из которого делается история, что же тогда является таким сырьем?

Но в то же время Соклей не хотел, чтобы Полемей еще больше разозлился на них с Менедемом, равно как и не хотел сердить Птолемея, злоупотребляя его гостеприимством. Поэтому он нехотя проговорил:

— Мы, пожалуй, лучше вернемся на «Афродиту».

— Хорошая идея, — одобрил Птолемей. — И вы, вероятно, хотите получить эскорт. Я бы на вашем месте побоялся идти без охраны по улицам с таким множеством серебра.

— Благодарю, господин… Да, ты прав, — ответил Соклей. — И если бы я мог переговорить с твоим управляющим насчет вина…

— Конечно. — Птолемей отдал несколько четких приказов.

Один из рабов вышел, наверное, чтобы переговорить с оставшимися снаружи воинами. Другой провел родосцев во двор, где их встретил управляющий — пухлый, суетливый коротышка по имени Клеоним, знавший все о косских виноторговцах. Соклей узнал у него все необходимое и покинул резиденцию Птолемея.

К тому времени, как они вернулись на «Афродиту», Соклей понял, что тащить двадцать мин серебра по улицам Коса нелегко не только из-за риска подвергнуться ограблению. Его руки как будто стали на ладонь длиннее, чем были в начале пути. Менедем, похоже, чувствовал себя не лучше. Серебряные монеты казались даже тяжелее, чем весил бы, скажем, связанный поросенок того же объема, что и мешок.

Воины двинулись обратно к обиталищу Птолемея, и тогда Соклей проговорил:

— Что ж, теперь я знаю, почему в племянника Антигона невольно влюбляются повсюду, где бы он ни появился, а ты?

— Да, он на редкость очаровательный парень, — согласился Менедем.

Теперь они могли говорить о Полемее что угодно: ведь его больше не было на борту «Афродиты». Соклей был бы доволен еще больше, если бы вообще никогда с ним не повстречался. Но все-таки они заработали на Полемее.

Едва очутившись на борту акатоса, братья засунули мешки с серебром в тесное место под палубой юта, откуда грабителям — или тому нечистому на руку моряку, который мог затесаться в их команду, — было бы труднее всего украсть деньги.

Вынырнув из тайника, Соклей сказал:

— А теперь мы сможем сделать то, что должны были сделать, когда оставили Кос в прошлый раз.

— И что же это такое, почтеннейший? — невинно спросил Менедем. — Муштровать команду сильнее обычного, обучая людей, как надо уходить от пиратов и как следует сражаться с ними, если не удастся уйти? Ты, без сомнения, прав.

Соклей, к счастью, больше не держал в руках мешок с пятью минами серебра. В противном случае он мог бы попытаться размозжить двоюродному брату голову. Но поскольку мешка у него в руках не было, он улыбнулся Менедему волчьей улыбкой.

— Конечно, мы можем заняться и этим тоже, — сказал он, — по пути в Афины.

* * *

Но как бы сильно того ни хотелось Соклею, «Афродита» не отправилась в Афины немедленно. Во-первых, Менедем сдержал данное команде обещание позволить морякам пару дней покутить на Косе в награду за тяжелую работу, которую они проделали, гребя в штиль на восток от Китноса. А во-вторых…

Менедем с усмешкой смотрел на Соклея, шагая рядом с ним по улицам Коса.

— Ты сам виноват, мой дорогой, — сказал он. — Поэтому не имеешь ни малейшего права корчиться и стонать, будто готов обосраться, как Дионис в «Лягушках».

— Ох, к воронам Аристофана! — прорычал Соклей. — И к воронам Дио…

— Ты ведь не хочешь этого сказать! — перебил Менедем, прежде чем двоюродный брат успел обругать бога виноделия.

— То есть ты не хочешь, чтобы я это говорил. — Соклей очень хорошо все понял.

— Ладно, пусть будет так. Я не хочу. Как угодно. Только не говори таких вещей!

Менедем был традиционно религиозным молодым человеком. Он верил в богов в том числе и потому, что в них верил его отец, но знал, что у Соклея другие воззрения. По большей части тот не афишировал своих взглядов, но, когда Соклей оговаривался, Менедем, не церемонясь, давал понять, что не любит таких замечаний.

— Осторожней! — взвыла женщина из окна второго этажа и выплеснула на улицу содержимое ночного горшка.

Предупреждение позволило Менедему и Соклею вовремя отпрыгнуть в сторону. Парню, который вел в поводу ослика, повезло меньше, на него плеснула вонючая дрянь. Он погрозил кулаком в сторону окна, выкрикивая ругательства.

Вот видишь? — сказал Менедем, когда они с Соклеем пошли дальше. — Аристофан так же правдив, как и Еврипид.

Соклей просто не обратил на это внимания, что было у него верным признаком прескверного настроения.

— Ты сам виноват, — повторил Менедем. — Тебе не надо было расспрашивать управляющего Птолемея о вине, которым нас угостили…

— Слушай, заткнись, — сказал Соклей.

Потом с облегчением показал на дверь.

— Думаю, нам нужен именно этот дом.

— Давай проверим. — Менедем постучал.

— Кто там? — спросили из-за двери на эллинском языке, но с акцентом.

Дверь даже не приоткрылась.

— Здесь живет Никомах, сын Плейстарха, виноторговец? — спросил Менедем.

— А вы кто? — Дверь все еще была закрыта, но голос по другую сторону звучал уже не так враждебно.

— Два родосских торговца.

Менедем назвал свое имя, представил Соклея и продолжал:

— Мы бы хотели поговорить с Никомахом насчет закупки вина.

— Подождите.

После этого наступила тишина. Менедем начал постукивать пальцами по бедру, Соклей с вожделением смотрел в сторону гавани. Менедем понимал, что, если им прямо сейчас не откроют, ему будет трудно уговорить двоюродного брата задержаться.

Соклей уже перешел от нечленораздельного ворчания к членораздельному, и тут дверь наконец отворилась и в дверном проеме показался эллин с тронутой проседью бородой; его дружелюбная улыбка демонстрировала сломанный передний зуб.

— Радуйтесь, 'рузья мои. Я — Никомах. Как поживаете?

Большинство жителей Коса говорили на дорийском диалекте, похожем на выговор жителей Родоса, но этот человек говорил на ионическом, опуская звонкие звуки в начале слов.