– Фургона нет, но зато здесь…

Она поворачивается и шевелит рюкзаком. Прямо сверху я замечаю маленькую белую коробку.

– Есть пончик для каждого, – заканчивает фразу Элла, когда я уже достаю коробку.

Истон запускает туда руку и сразу откусывает половину пончика, прежде чем отдать контейнер обратно. Потом показывает мне два поднятых вверх больших пальца. Я проглатываю свой и вижу, как по лужайке идут близнецы и Лорен. Они кивают в знак приветствия, и я машу им рукой, подзывая к нам.

– Для тебя, Лорен, тоже найдется, – говорит Элла, когда они подходят.

Лорен, смущенно улыбаясь, опускает голову.

– Спасибо.

– Не за что.

Элла прислоняется ко мне, пока я доедаю пончик.

– Как прошла тренировка?

– Хорошо. Все на взводе и хотят выйти на команды штата. В прошлом году мы вылетели в полуфинале. Парень из команды частной школы Святого Франциска вырубил Уэйда так сильно, что тот потерял сознание, и врачи не разрешили ему вернуться в игру. Наш запасной не смог бы попасть куда нужно, даже если бы к его голове приставили пушку.

Элла фыркает.

– Значит, тебе все равно, выиграете вы или нет?

– Ага, совсем все равно, – ухмыляюсь я.

Мы оба знаем, что я кайфую от победы, как и от многих других вещей.

Со стороны ступеней доносятся громкие крики.

Элла прищуривается.

– Что там происходит?

– Наверное, ажиотаж из-за плей-офф. Следующие несколько недель будут горячими. Не забывайте про командный дух, – напоминает нам Истон.

Элла вяло произносит «ву-ху!». Но ничего, мы еще сделаем из нее футбольную болельщицу.

– Самое классное, что во время этих четырех недель, пока идет плей-офф, будут дни, когда не нужно носить форму, – говорит ей Лорен. – Синие дни. Золотые дни. Дни безумных шляп.

– Пижамный день, – Истон озорно играет бровями.

К нам подходят Уэйд и Хантер.

– Чего ты улыбаешься? – спрашивает Уэйд Истона.

– Из-за пижамного дня.

– Черт, мой самый любимый день в году!

Уэйд и Ист дают друг другу пять.

– Помнишь Эшли-Эм? – спрашивает мой брат. – Она надела розовую…

– Короткую ночнушку, – заканчивает за него Уэйд. – Помню. Потом у меня еще целый месяц вставал на розовый.

Он поворачивается к Элле и спрашивает:

– А ты что наденешь?

– Деревенскую ночную рубашку до пят и бабушкины панталоны, – с сарказмом отвечает она. – Ну а вы, ребята, наверное, гоняете в одних боксерах?

Уэйд был бы только за.

– Черт, если бы разрешили, я бы весь день проходил нагишом. Свободу яйцам двадцать четыре часа в сутки! Это моя мечта.

Но мы с Истоном не успеваем сострить по поводу того, что нам не хочется все уроки напролет смотреть на сосиску и яйца Уэйда, потому что крики и шепот у парадного входа становятся все громче.

Хантер, вездесущий и молчаливый спутник Уэйда, отходит, чтобы разузнать, что там. Мы все идем за ним, потому что скоро должны начаться занятия.

В самом шуме нет ничего особенного, но вот толпа учеников в пять рядов – это уже нечто из ряда вон. Только футбольные матчи собирают столько народу. И то лишь потому, что для многих это повод потусоваться с друзьями.

Мы с Уэйдом и Истоном обмениваемся тревожными взглядами. Даже Хантер понимает, что здесь что-то не так. Мы дружно начинаем проталкиваться вперед. Рука Эллы держится за мой рюкзак, и я протягиваю руку за спину, чтобы схватить ее за запястье. Не хочу потерять ее в толпе. Чувствую, что происходит что-то нехорошее, неправильное.

Сцена, развернувшаяся перед нами, оказывается ужасной до предела. К кирпичной стене у главного входа в школу приклеена скотчем почти голая девчонка. Она уронила голову, и, несмотря на расстояние, я вижу, что часть волос на затылке грубо отрезана. Руки и ноги широко разведены в стороны, и, похоже, ее удерживает только клейкая лента. Чертовски много клейкой ленты. Полосы крест-накрест пересекают тело поверх груди и по бедрам, выделяя места, скрытые лишь трусиками и лифчиком.

Меня подташнивает.

– Господи боже! Люди, что с вами? – кричит Элла.

Я и глазом не успеваю моргнуть, как она пробегает мимо меня, на ходу скидывая рюкзак и снимая пиджак. Девчонка висит слишком высоко, чтобы Элла прикрыла ее всю, но она хотя бы пытается.

Я подбегаю к Элле одновременно с Хантером. Она закрывает пиджаком девчонку, а мы начинаем отрывать клейкую ленту. Хантер достает из ботинка нож. И вот он разрезает, а я отдираю.

Ленты так много, что нам удается снять девчонку только минут через пять. Ист протягивает мне куртку, и я пытаюсь набросить ее на плечи девчонки. Она дергается в сторону, рыдая так сильно, что я боюсь, как бы ее не вырвало. Или как бы она не упала в обморок.

Элла забирает у меня куртку.

– Все хорошо. Вот, накинь, – утешает она девчонку. – Как тебя зовут? Можешь сказать мне, какой у тебя шкафчик в раздевалке? У тебя там есть одежда?

Девчонка не может – или не хочет – ответить, продолжая рыдать взахлеб.

Потрясенный увиденным, я сжимаю свисающие вдоль тела руки в кулаки. Мне хочется убить кого-нибудь.

Тут появляется один из близнецов.

– У меня есть кое-что в машине. Погодите.

Еще несколько человек бросают нам свои куртки, и они накрывают не только девчонку, но и Эллу.

– Лорен, подойди, – командует Элла.

Лорен подбегает к ней и приседает на корточки. Элла осторожно передает ей беднягу, а потом поднимается на ноги и оглядывает собравшихся учеников.

– Кто это сделал? – рычит она. – Наверняка кто-то что-то видел. Кто это сделал?

Все молчат.

– Клянусь богом, если никто ничего не скажет сейчас же, я обвиню в этом вас всех!

– Я все выясню, Элла, – шепчет Уэйд. – Я могу узнать что угодно.

– Это Джордан, – говорю я. – За милю несет ею.

– Это была Джордан, – сдавленно говорит девчонка. – Она…

Но дальше мне не разобрать, настолько тихий у нее голос. Элла наклоняется к ней и внимательно слушает. Потом выпрямляется, и в ее глазах полыхает гнев.

В этот раз я обращаюсь к толпе.

– Джордан Каррингтон. Где она?

– В школе! – кричит кто-то.

– Я видел, как она шла к своему шкафчику, – доносится еще чей-то голос.

Элла не ждет ни секунды. Разворачивается на каблуках и рывком открывает дверь. Мы с Истоном следуем за ней по пятам, а близнецы остаются с Лорен.